<< к оглавлению
КОСТЮМ. Употребление слова
костюм в узком значении `верхняя одежда человека' укрепляется в
30—40-е годы XIX в. У Гоголя в «Ревизоре» (характеры и костюмы,
замечания для гг. актеров): «Костюм его [Осипа. — В.
В.] — серый или синий поношенный сюртук». У Лермонтова в «Герое
нашего времени»: «Мне в самом деле говорили, что в черкесском
костюме верхом я больше похож на кабардинца, чем многие
кабардинцы».
В «Журнале изящных искусств» помещена статья «О кост
юме». К этому заглавию сделано примечание:
«Из объяснения, что разумеется под словом костюм, видно, что оно
русским равнозначительным словом заменено быть не может» (Журн. изящн.
искусств, 1823, ч. 1, кн. 1, с. 25). Значение термина костюм
объясняется так: «Костюмом в произведениях изящных искусств вообще,
а особливо в исторической живописи, называется все то, что в сочинении,
расположении и исполнении представлено, или, по крайней мере
долженствовало бы быть представлено согласно с временными и местными
обстоятельствами. Если на картине римляне одеты по-римски, греки
по-гречески, и вообще не упущено ничего такого, по чему бы можно было
распознать и угадать истинный характер времени и народа, то мы говорим,
что в ней соблюден костюм» (там же, с. 25). «Костюм...
служит средством к распознанию всего того, что по различию временных и
местных обстоятельств составляет отличительную черту в нравах, обычаях,
законах, вкусе, образованности и проч. того народа, из которого взята
картина. Костюм заключает в себе еще все то, что относится к
хронологии и к истине происшествий, всему свету известных, и наконец все
то, что принадлежит к существенным свойствам и качествам предметов,
посредством изящных искусств представляемых» (там же, ч. 1, кн. 2, с.
123).
У В. А. Жуковского в письме к М. Н. Загоскину (от 12 января 1830 г.) о
языке романа «Юрий Милославский»: «Главное зам
ечание: желая сохранить истину в
разговоре (который NB , у вас всегда жив, без излишностей, и
прекрасно заменяет простое описание), вы иногда увлекаетесь и несколько
пестрите язык свой теми ошибками простонародного языка,
которые принадлежат, так сказать, к костюму говорящих лиц, но
которые в языке, как орудие писателя, составляют нечистоту и небрежность.
Надобно непременно согласить истину костюма с требованиями языка,
который во всяком случае должен быть классическим. Это трудно, но возможно
и необходимо» (цит. по: Русск. писатели о лит-ре, 1, с. 82—83).
Проблема
костюма, вопрос об исторической
верности, верности бытовых деталей оживленно обсуждается в художественных
кругах 10—20-х годов XIX в. Типичен ряд статей и писем в «Журнале изящных
искусств» (напр., за 1823 г.). Сторонник классических традиций художник
О...в в письме к издателю так рассуждает по этому вопросу: «В сочинении
известного нашего литератора г. Жуковского «Певец во стане русских
воинов», мы находим следующие места:
О, горе! верный конь бежит
Окровавлен из боя;
На нем — его разбитый щит
И нет на нем героя.
и далее:
Он пал, главу на щит склонил,
И стиснул меч во длани.
Почему же до сего времени ни один из критиков не сказал, что вместо
щита следовало бы написать какой-нибудь ранец или ск
атанную шинель покойного? и откуда взялись
щиты, стрелы и копья во время кампании 1812 года? Напротив того, все
восхищаются и полагают, что если б г. Жуковский, вместо древних,
освященных временем оружий, говорил о мундирах, о ботфортах, киверах и о
прочем, то сочинение потеряло бы всю свою прелесть» (1823, ч. 1, кн. 6, с.
524). На это издатель В. И. Григорович ответил: «...никто из людей
просвещенных не сомневается: например ... что погрешать против
костюма не должно, и тот, кто не соблюдает его, ... весьма
ошибается... Что в картине, напр., Бородинской битвы, нельзя представлять
оружий греческих, или других каких освященных временем» (ч. 1, кн. 6,
с. 526—527).
Публикуется впервые как композиция из
сохранившихся в архиве разрозненных фрагментов текста на 3-х листках
ветхой бумаги. — М. Л.