<< к оглавлению
Одиночество, одинокий,
одиначество, одинакий. К числу слов, появившихся в
древнерусском книжном языке XI—XII вв. под влиянием
старославянских моделей, относится слово одиночьство
(ср. старославянизм единачьство). Оно встречается в
«Поучении» Владимира Мономаха: ни одиночьство, ни
чернечьство, ни голодъ (Срезневский, 2,
с. 616). Оно находится в связи и с прилагательным
одинокъ — одинокыи (`стоящий отдельно, особняком'; ср.
инокъ), и с глаголом одиночити `быть заодно,
быть в союзе'; ср. одиначьство — `согласие,
союз').
По-видимому, одиночество и
одиначество, одинакий и одинакий были
синонимами.
В русском литературном языке до конца XVIII в. преобладали
одиначество и
одинакий (ср. одиначествовать и одиначка)
как более книжные.
В словарях Академии Российской помещено слово
одиначество, которое
толкуется так: «Состояние одинакого, бессемейного, удаленного
от общества человека. Жить в одиначестве. Человек не
рожден к одиначеству» (сл. АР 1822, ч. 4,
с. 216). Только в Академическом словаре 1847 г. нашли
отражение резкие стилистические изменения в судьбе этих слов,
происшедшие в конце XVIII — начале XIX в. Слово
одиначество [в двух значениях: 1) `единомыслие'; 2)
`взаимное соглашение, замысел'; `заединщина'] квалифицируется
как старинное (так же, как одиночество), но
одинакий, одиначка, одиначный (ср.
одинаковый) признаются общелитературными, и их значения
уже обособлены от одинокий, одиночка,
одиночный. Одиночество истолковывается как `состояние
одинокого'. В слове же одинокий выделяются два основных
значения: 1) `живущий без товарищей, совершенно один';
2) `бессемейный' (одинокий крестьянин).
Одиночка определяется так: «1) Общ.: живущий или
живущая в одиночестве. 2) Один работник в крестьянском
семействе, годный в рекруты. Применительно к ст. 110
Свода Уст. рекрутского. 3) Ж. В бостонской игре:
игра без виста». Одинакий определяется так: «1) Имеющий
один и тот же вид с другим; схожий, подобный. Одинакий
рост, цвет. 2) Имеющий одну какую-либо
принадлежность; несложный. Одинакий ножик, т. е. с
одним лезвием. Одинакая кровать, т. е. сделанная для
одного». Ср.: «Одиначка... — Вещь одинакая, не имеющая
пары. Запонки одиначки. — По одиначке — по одному,
порознь. Расспросить каждого по одиначке. Одиначный...
Не имеющий пары» (cл. 1867—1868, 3, с. 101).
Слово одиночество
сохраняет до сих пор стилистический оттенок книжности.
Н. П. Гиляров-Платонов, оценивая народность рассказа Л.
Н. Толстого «Чем люди живы», писал: «Это есть высочайшее
произведение: до такой степени
воспроизвести нравственное мировоззрение народа, начиная с
сущности и кончая выражением, выражением в обширном смысле и
самых образов и языка! С последней точки зрения я нахожу
возразить только против одного слова:
”одиночество“. Это деланное, не русское слово.
Но все остальное, до последней буквы, каждое слово, каждый
оборот, отсутствие синтаксиса (искусственного), потом образы
(типы и события), в которых олицетворилась притча, все это
совершенство» (Из бумаг Н. П. Гилярова-Платонова (О рассказе
«Чем люди живы») // Русск. архив, 1889, № 11,
с. 427—428). Само собой разумеется, что в таком отношении
к слову одиночество нет ни тени историзма.
(Основные проблемы изучения
образования и развития древнерусского литературного языка //
Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка,
с. 96—97).
Церковнославянизмы, вливаясь в
речь древнерусского духовенства и других грамотных слоев
древнерусского общества, создавали здесь модели для
образования новых слов из восточнославянского лексического
материала. Например: негодование, впервые
отмеченное в языке хроники Георгия Амартола,
одиночество (ср. старославянизм единачьство в
языке «Поучения» Владимира Мономаха). Активны и влиятельны
были процессы слияния и отталкивания омонимов
церковнославянских и русских (ср. церк.-слав.
наговорить `убедить' и русск. наговорить
`наклеветать').
Несомненно, что семантическая структура синонимов той
эпохи была иная, чем в
современном русском языке (ср. продолжение и
пространство) (см.: Евгеньева А. П. Язык русской
устной поэзии // Труды Отд. древнерусск. лит-ры, 7,
с. 206; Ларин Б. А. Проект древнерусского словаря. М.;
Л., 1936, с. 52; Филин Ф. П. Очерк истории русского языка
до XIV столетия. Л., 1940, с. 81—83). Любопытно, что
среди диалектологов с историческим уклоном у нас тоже было
распространено убеждение в большей синонимичности
древнерусского языка по сравнению с языком современным
(например, А. П. Евгеньева, Б. А. Ларин и нек. др.) (см.:
Бенешевич В. Н. Из истории переводной литературы в
Новгороде конца XV столетия // Сб. статей в честь акад.
А. И. Соболевского, изданный ко дню семидесятилетия
со дня его рождения. Л., 1928).
(Основные вопросы и задачи
изучения истории русского языка до XVIII в. // Виноградов.
Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 260—261).
[По поводу предлагаемой Г.
Хютль-Ворт классификации церковнославянизмов В. В. Виноградов
пишет:]... в церковнославянском языке русской редакции
формировались из церковнославянских морфем или из
церковнославянских и византийских новые слова (например,
одиночество в Хронике Георгия Амартола).
(О новых исследованиях по истории
русского литературного языка // Виноградов. Избр. тр.: История
русск. лит. языка, с. 247).