<< к оглавлению
Олух.
Слово олух вошло в русский литературный язык из живой народно-разговорной
речи. А. И. Соболевский предложил для этого слова каламбурную этимологию: олух
возникло из волух `пастух волов' в презрительном применении (`невежа,
дурак') (см.: Соболевский А. И. Лингвистические и археологические наблюдения
// РФВ, 1911, XVI, 3—4, с. 246). А. Г. Преображенский, признав, что слово
олух — «неизвестного происхождения», сопоставил его со словом
свинтус (будто бы из «свинтух») (Преображенский А. Этимологический
словарь русского языка, М., 1910—1914, 1, с. 647—648). Под словом свинья
в числе производных слов, бытующих в русских диалектах, указывается свинух,
отмечается также свинтус
(бранное), реже сви
нтух (там же, 2, с. 259). В кругу параллелей из других славянских
языков есть также польск. świntuch `неряха'.
Однако трудно сомневаться в том,
что здесь с народно-бытовыми выражениями смешиваются жаргонные новообразования.
Если, например, допустить, что в живой народной речи наряду с свинух
под влиянием пастух
еще могло возникнуть свинтух
(с вариантом свинтух),
то образование свинтус все же бы вело к иной социальной среде. Достаточно
вспомнить из гоголевского предисловия к «Вечерам на хуторе близ Диканьки»
рассказ Фомы Григорьевича, «как один школьник, учившийся у какого-то дьяка
грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык
православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него лопатус: баба
— бабус». Любопытно в связи с этим вспомнить повествование А. Вельтмана
в «Приключениях, почерпнутых из моря житейского»: «Слуги жили
свинтусами, ходили замарантусами».
А. Г. Преображенский, не вполне удовлетворенный
приведенными весьма сомнительными
этимолого-семантическими сопоставлениями и параллелями,
обратился за разъяснениями к Ф. Е. Коршу. «Корш (письмом), —
сообщает он, — допускает заимств. из чагат. алук
`растерянность, одурение'» (Преображенский А. Указ. соч., 1,
с. 648). Но и эта тюркологическая этимология произвольна
и не имеет никакой исторической достоверности.
Засвидетельствованное в качестве личного собственного
имени Олух известно в северно- и
западнорусских памятниках русской деловой письменности с XVI
в. в нарицательно-характеристическом значении — «дурак,
простофиля, глупый человек». Но в русском литературном языке
оно начинает распространяться лишь со второй половины XVIII в.
В семнадцатитомном академическом словаре современного русского
литературного языка указано, что из лексикографических трудов
XVIII в. слово олух впервые зарегистрировано в Словаре
Нордстета 1782 г. (БАС, 8, с. 849).
История собственного имени и процессы превращения его в
нарицательное с определенным значением и яркой
экспрессивной окраской очень
сложны. Само формирование нового значения в собственном имени
должно быть социально-исторически мотивировано. Так, ссылка на
то, что слово олух в значении `дурак, простофиля'
(слово олух в «Словаре Академии Российской»
характеризуется так: «Употребляется в просторечии и обозначает
человека необразованного, глупого или плохого. Деревенский
олух»; ср. «Олуховатый, ая, ое. Олуховат,
та, то прил. глуповатый, несколько плох» (сл. АР 1822, 4,
с. 305) произошло от собственного имени Елевферий (греч.
Ελευθέριος), откуда Онуфрий и с суффиксом -ух —
Олух (ср. в новгородских писцовых книгах указания на
Олуха кожевника, Олуха сарафанника и т. п.; ср.
имя Олух в Двинских грамотах) (см.: Ляпунов Б. М. Указ.
соч., с. 257—261), вовсе не объясняет почему и когда
слово Олух получило свои современные значения,
переставши быть личным именем. Самый тот факт, что, например,
в народной русской речи «собственные личные имена очень близки
по своей функции к нарицательным (ср. употребление личных имен
в народных загадках и старинный народный календарь, не знавший
ни чисел, ни месяцев, а только святцы), нуждается в
историческом объяснении (См.: Зеленин Д. К. Этимологические
заметки... 3. О личных собственных именах в функции
нарицательных в русском народном языке // Филол. записки, 2,
Воронеж, 1903).
Быть может, слово олух
лишь случайно совпало по своей звуковой форме с собственным
именем Олухно, Олушек, Олух и т. п. В
севернорусском наречии, как известно, очень значительна
примесь финских слов. Финск. ölliskö значит `дурак'. Это
финское слово лежит в основе древнерусского имени-прозвища
Олиско (Трусман Ю. Ю. Чудско-литовские элементы в
новгородских пятинах, ч. 1. Ревель, 1898, с. 205,
206). А. В. Марков по поводу былинного Василия Окуловича
писал: «Северновеликорусское окула значит `плут'; слово
это происходит от финск. okkela — `хитрый, продувной'. В XV в.
в Новгородской области употреблялись прозвища: Окулик,
Окулко, Окулов, Окул, Окуля. Один
из Окуловых в Вотской пятине имел имя Олиско,
объясняемое из финск. — ölliskö `дурак'. Связь олух с
этим финским словом некоторым кажется очень вероятной.
Р. Бернар полагает, что о
в олух является префиксом, корень же его лух-
(люх-) находит себе соответствие в целом ряде болгарских
диалектных образований типа:
за
лу
х с производными прилагательными
залу
(х)ов,
залу
(х)ав, сущ.
залу
(х)овщина. Значения очень близки к слову олух:
залу
х — человек рассеянный и тупой (individu dislrait ou
stupide) Русское олух уже сближалось с болгарским
залу
хав в «Български тълковен речник».
Но каково бы ни было происхождение слова
олух, в русском
литературном языке оно стало широко употребительно лишь с XIX
в. Трудно представить себе, чтобы его значения оставались
неподвижными. Толкование его в «Словаре Академии Российской»
(`необразованный, глупый, плохой') очень расплывчато.
Слово олух встречается в
языке Пушкина и Гоголя. «Словарь языка Пушкина» отмечает три
случая употребления этого слова у Пушкина. В стихотворении «Из
Пиндемонте»:
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая
цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
В журнальной прозе: «Женщина замужняя, мать семейства,
влюблена в молодого олуха,
побочного сына ее мужа!!!» (cл. Пушкина, 3, с. 18). Слово
олух (олухи) употребляется также в «Дубровском».
У Гоголя в «Юношеских опытах»: «Что бы я был за олух царя
небесного, когда бы стал убирать постную кашу». Ср. выражение:
олух-олухом.
Слово олух было очень
распространено в фамильярно-бытовых стилях разговорной речи
XIX в. Например, у Гончарова в «Обломове»: «Да, кум, пока не
перевелись олухи на Руси, что подписывают бумаги не
читая, нашему брату можно жить». У Решетникова («Где лучше?»):
« [Смотритель] распек как его, так и рабочих. — Што ты
делаешь, разбойник! Вы-то што, олухи эдакие, делаете?
Ах беда!». У А. Н. Толстого в «Детстве Никиты»: « — А
возьми-ка, ты, Александра Леонтьевна, наших учителей, —
олухи царя небесного. Один глупее другого» (БАС, 8,
с. 849).
Составление древнерусского словаря требует основательной
историко-литературной подготовки, глубокого знакомства с
исторической лексикологией и
семасиологией и широкого этимологического кругозора.
(Чтения древнерусского текста и
историко-этимологические каламбуры // Виноградов. Избр. тр.:
Лексикология и лексикография, с. 285—287).