<< к оглавлению
СЕБЯЛЮБИЕ
В русском литературном языке, еще в донациональную эпоху освоившем
основные, старославянские и греко-византийские м
одели словосложения, затем по их образцу
самостоятельно возникали новые сложные слова. С XVIII в. русская
многосторонняя система литературного словосложения была видоизменена и
углублена влиянием иных методов образования сложных слов, укоренившихся в
западно-европейских языках, особенно немецком. На почве старославянских
типов словосложения стали развиваться новые отличные от них методы
образования сложных слов. Иногда происходила своеобразная подстановка
синонимичных морфем в уже отстоявшиеся формы сложных слов. Например,
нельзя не заметить изолированного положения в ряду сложных слов,
содержащих в своей второй части -любие: честолюбие,
властолюбие, сластолюбие, женолюбие,
братолюбие, добротолюбие, сребролюбие и некоторых
других, слова — себялюбие (ср. прилаг. себялюбивый). Других
— сложных имен существительных отглагольного типа с формой себя- в
первой части в современном русском языке нет (ср. позднее образование
себестоимость).
Правда, в индивидуальных стилях русской литературной речи XIX в.
встречаются отдельные сложные слова, составленные из отглагольного имени
существительного во второй части и формы
себя — в первой. В драме А. А.
Шаховского «Двумужница, или за чем пойдешь, то и найдешь»: «...статочное
ли дело, чтоб она в другой раз посягнула на такое
себягубство..?» (Шаховской, с. 142—143).
В «Дневнике» А. И. Герцена 40-х годов употреблены слова:
себяобольщение и
се-бяпознание.
Однако легко заметить, что слово
себялюбие — образование более
архаического типа. С другой стороны, нетрудно убедиться в том, что себя
— это синонимический эквивалент первой части сам-о-:
самолюбие, самообольщение, самопознание. Ясно, что
сложные слова, включающие в первой части форму себя — и даже более
архаические из них, как себялюбие, — представляют собой
вторичное, более позднее явление в истории русского языка — сравнительно с
такими старославянизмами, как самодоволие
(α
τάρκεα), самолюбие
(α
θάδεια) и т. п.
Слова
себялюбие и себялюбивый не
зарегистрированы в памятниках древнерусской письменности (ср. в
«Материалах» И. И. Срезневского: себевластный в
значении'самовластный, самостоятельный', греч.
ατεξουσάα; т. 3, с. 320). Для выражения соответствующих
значений в древнерусском языке служили старославянизмы: самолюбие
(=пристрастие к самому себе, себялюбие; греч.
αθάδεια φιλαυτίας), самолюбьство, самолюбивый (ср.
самолюбьць) (Срезневский, 3, с. 250—251; ср. Востоков, Сл.
ц.-сл. яз., т. 2, с. 163; Погорелов, Сл. к толк. на Псалтырь,
с. 184). Это понятно. Местоименная основа само- как первая
часть составных слов, выражала эту направленность качества, свойства,
действия на субъект, на самого себя (ср. самомнение,
самоубийца, самообольщение и т. п.).
Очевидно, слова
себялюбие, себялюбивый,
себялюбец явились тогда, когда смысловые оттенки слов
самолюбие, самолюбивый, самолюбец — в общественном
быту, далеком от церковной идеологии, существенно изменились, когда
возникла потребность в новообразованиях для выражения понятий эгоизма,
эгоиста т. п. В самом деле, уже в XVIII в. слово самолюбие,
определявшееся в словарях Академии Российской как «любовь, пристрастие к
самому себе» (сл. АР 1822) включало в себя новый признак — высокой оценки
своих сил, своего социального достоинства, выражало чувствительность к
мнению окружающих о себе.
Правда, еще в конце XVIII в.
самолюбие и себялюбие
воспринимались как синонимы. Так, в «Полном немецко-российском лексиконе»,
изданном Обществом ученых людей (1798, ч. 2, с. 488), die
Selbstgefälligkeit передается через слова: самородие,
самолюбие, любление самого себя», a die Selbstheit
переводится словами: «самолюбие, себялюбие,
личность».
Есть указания на то, что слова
себялюбие, себялюбивый в
70—80-х годах XVIII в. еще воспринимались как неологизмы. А. Т. Болотов,
найдя эти слова в стиле П. Львова, сочинителя романа «Российская Памела,
или история Марии добродетельной поселянки» (1789, 2 ч.), отзывался о них,
как о «словах совсем вновь испеченных»: «Но что касается до отваги
господина сочинителя помещать тут же в сочинении своем многие совсем вновь
испеченные и нимало еще необыкновенные слова, как например:
”себялюбие, себялюбивый, белольнистая борода,
флейтоигральщик, челопреклонцы, великодушцы,
щедротохищники“ и другие тому подобные; так в сем случае он совсем
уже неизвинителен, и ему б было слишком еще рано навязывать читателям
подобные новости, а надлежало б наперед акредитоваться поболее в
сочинениях» (Лит. наследство. М., 1933, № 9—10, с. 217; ср.
Виноградов. Очерки, 1938, с. 121).
В «Российской Памеле» Павла Львова (1789), между прочим, очень
любопытен такой диалог между Виктором и Плуталовым о словах
себялюбивый, себялюбие и
самолюбивый, самолюбие (ч. 1-я, с. 25 и след.): «И так
ты влюблен в Поселянку, поздравляю, прекрасной выбор, и весьма приличной
благородному человеку, долженствующему быть себя любивым. —
Себялюбивым — да что ты разумеешь, г. Плуталов, под словом себя
любая, скажи. — Я разумею, отвечал Плуталов, человека хорошо
мыслящего, не уничижающего себя ни в чем; то есть человека так себя
уважающего, которой не позволит себе влюбиться в простую девку» (Львов,
с. 25); «...Да кстате скажи мне, каковым же ты представляешь человека
самолюбивого? — Таковым же, каковым и себялюбивого,
это все равно, только одно произношение различествует. — Нет, а я так
держусь в сем разделении батюшкиного мнения; который человека
себялюбивого всегда почитал недостойным, ибо он его полагал
безрассудным и низким, который, никогда не входя в самого себя, любит себя
по одной наружности; не зная достоинств своих, полагает всю цену свою в
одной лишь надменности и знает добродетель не по опыту: а потому только,
что она называется добродетелью: по сему-то глупому высокомерию он
почитает подлостию глядеть на бедного, и на мужика, кои тем только
виноваты, что не богаты и не знатны. Самолюбивым же он называл
всегда того, который справедливо чувствует и мыслит, и который из почтения
к хорошим своим правилам, из стыдливости пред самим собою и из любви к
себе не сделает не токмо порочного, но и предосудительного дела.
Себялюбивого человека, говаривал он, оказывают низкие дела,
презрение к ближнему; да и что может он сделать доброго, когда он никого
более не любит и не видит как только самого себя, а напоследок как
приглядится, то и сам себе будет несносен. Человека же самолюбивого
оказывают великие и почтенные дела, снисхождение к бедным, и уважение
достоинств во всяком роде; ибо, он знает, что всякий человек рожден быть
самолюбивым, то есть рожден быть любящим как всех ровных ему человеков,
так и себя. Должное и ограниченное самолюбие нужно для побуждения
нашего; а есть ли оно преходит свои меры, то затмевает наше умозрение и
перерождается в гнусное себялюбие. Вот мое мнение о тех словах, кои
ты считаешь одинакими, каково оно?» (там же, с. 26—27).
Для истории употребления слова
себялюбие интересны наблюдения над
образованием и применением синонимических выражений. Масон А. М.
Кутузов в письме к А. А. Плещееву (от 7—8 мая 1791 г.) писал: «Все мои
выговоры, деланные и впредь делаемые, суть ничто иное, как действие моего
собственнолюбия. Письмы твои приносят мне удовольствие; я люблю
быть с тобою, ежели не лично, то хотя чрез письмы, и вот для чего стараюсь
иногда прервать твое молчание» (Русский исторический журнал, 1917, №№ 1—2,
с. 131). И тут же: «Благодарю тебя искренно за доброе твое мнение о
будущих моих произведениях, скажу однако ж, что ежели нынешние мои правилы
не пременятся, ежели не буду принужден на сие каким-либо непредвидимыми
обстоятельствами и ежели самолюбие и жаждание пустыя, суетныя и по
большой части весьма сомнительныя славы, не преодолеют моего разума, то
ожидание твое останется навсегда тщетно» (там же, с. 132).
Слово
собственнолюбие было широко
распространено в масонской среде. Оно очень употребительно в масонской
литературе. В деле о Новикове и его товарищах, изданном проф.
Тихонравовым, в 5 т. «Летописей русской литературы и древности» (М.,
1863), оно встречается в показаниях Лопухина И. В.: «Мы говаривали так,
что старание сделаться приятными той особе, хотя в том виде, чтоб
когда-нибудь благоволение ее обращать на обогащение себя и прочее, уже
мерзки и гнусны в отношении к чистой добродетели, а вид сей, по
свойственным человечеству пристрастиям, может тайно, иногда и самому себе
несведомым образом, сокрываться под личиною мнимого доброжелательства. И
ежели бы случилось привлечь благоволение той особы, то всегдашнее играние
собственнолюбия и страстей человеческих могло бы породить в нас
желание скорее той особе быть в возможности, благоволением оныя,
существенно пользовать нас, а одна мысль такового желания есть адская и
ужасная для сердца христиан и верноподданных» (с. 76).
Можно предполагать, что слово
себялюбие составлено и пущено в
литературный оборот великим русским сатириком Д. И. Фонвизиным. Дело в
том, что в «Недоросле» Фонвизина это слово, встречающееся в речи
Стародума, обставлено семантическими комментариями и, как острое новое
обозначение, противопоставляется старому термину
самолюбие.
В «Недоросле» (д. 3, явл. 1) читаем: «Тут не
самолюбие, а, так назвать,
себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об
одном настоящем часе суетятся» (Стародум).
Слова
себялюбие, себялюбивый
укрепляются в системе русского литературного языка XVIII в. и крепко
входят в общенациональный словарный фонд русского языка.
У Пушкина в «Евгении Онегине» (гл. 7):
В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой...
У Н. А. Некрасова в ст
ихотворении «Поэт и гражданин»
(1856):
Хитро скрывает ум надменный
Себялюбивые мечты...
У Тургенева в «Рудине»: «
Себялюбие, — так заключил он, —
самоубийство. Себялюбивый человек засыхает, словно одинокое,
бесплодное дерево; но самолюбие, как деятельное стремление к
совершенству, есть источник всего великого...».
Опубликовано в Ученых записках МГПИ им.
Ленина (т. 56. М., 1948, Кафедра русск. яз., вып. 2) вместе со статьями
«В сорочке родился (родилась)», «Двурушник,
двурушничество», «Отчитать — отчитывать»,
«Завсегдатай», «Себялюбие, себялюбивый»
под общим названием «Из истории русской литературной лексики». Сохранилась
рукопись (9 пронумерованных листков разного формата) «История слов
себялюбие, себялюбивый» и машинопись с авторской правкой (6
стр.). В. В. Виноградов вставил в машинописный текст отдельные куски.
Например, в самом начале статьи после первой фразы был введен тезис об
углублении системы русского словосложения в связи с воздействием (в XVIII
в.) западно-европейских языков. В машинопись были включены два больших
абзаца, начиная со слов «Для истории употребления слова себялюбие
интересны наблюдения...» и кончая словами: «мысль, ... ужасная для сердца
христиан и верноподданых» (они вошли в окончательный вариант).
При подготовке статьи к изданию В. В. Виноградов дополнил ее
текстом (отсутствующим в рукописи и машинописи), который начинается
словами: «В ”Российской Памеле“ Павла Львова...» и завершается: «Вот мое
мнение о тех словах, кои ты считаешь одинакими».
Здесь публикуется по печатному тексту с внесением добавлений и попр
авок по машинописи.
Слово
себялюбие упоминается В. В.
Виноградовым в ряду других и в труде «Русский язык» (см. комментарий к
статье «Отсебятина»). — Е. X.