тексты

1. КАТЕГОРИЯ МЕСТОИМЕНИЙ В ЕЕ ИСТОРИИ
И СОВРЕМЕННОМ СОСТОЯНИИ

§ 1. Грамматические судьбы класса местоимений

      Древний грамматический класс местоимений как субъективно-указательных слов, определяющих действительность в ее отношении к говорящему лицу, к данной обстановке речи, в истории русского языка пережил глубокие изменения своего строя. Большая часть местоимений слилась с категориями имен прилагательных, наречий, союзов и частиц. Согласуемые в роде, числе и падеже определительные местоимения, оказав громадное формирующее влияние на всю категорию членных имен прилагательных, объединились с ней и функционируют в ее пределах как особый грамматико-семантический и словообразовательный тип (с некоторыми своеобразиями в системе склонения). Другие местоимения превратились в наречия и частицы. Но небольшая группа местоимений, указывающих на лица и предметы, до сих пор остается вне системы живых грамматических классов¹ . Близость к именам существительным не могла стереть у этих слов грамматических своеобразий, свойственных особому классу местоимений. Группа личных и предметных местоимений обременена чисто формальными функциями, ослабляющими их лексическую знаменательность и синтаксическую самостоятельность. Например, личные местоимения вовлечены в круг глагольных категорий и выступают в качестве показателей лица ("личных префиксов") в формах прошедшего времени и условно-желательного или сослагательного наклонения (я знал, ты знал, мы знали и т. п., я знал бы, мы знали бы и др.), оказывая влияние и на употребление форм настоящего-будущего времени в сочетании с теми же личными местоимениями. Местоимение кто — что одной своей стороной примыкает к относительным союзным словам. Вот полный состав² этой группы "бесприютных" местоимений: я, ты, мы, вы, себя, он — она — оно — они, кто — что, никто — ничто, употребляемые лишь в именительном падеже некто и в именительном-винительном нечто (в качестве косвенных падежей употребляются формы кого-то, чего-то, кому-то, чему-то и т. д.)³ , не имеющие именительного падежа некого — нечего, составные кто-то, что-то, кто-нибудь, что-нибудь, кто-либо, что-либо, кое-кто, кое-что. Сюда же, конечно, отчасти примыкают своими компонентами кто — что синтаксические идиоматизмы: не кто иной как, не что иное как (ср. кто бы ни, что бы ни).

      Прежде чем приступить к анализу этой группы местоимений, необходимо рассеять некоторые недоразумения, связанные с вопросом о местоимениях в русской грамматике⁴ .

§ 2. Механическое смешение классической и романтической
(субъективно-идеалистической) точек зрения
в учении о местоимениях

      За исключением предметно-личных местоимений, составляющих небольшую грамматически обособленную группу, другие разряды местоимений рассеяны по разным грамматическим категориям. Они не образуют самостоятельного грамматического класса.

      Традиционное, восходящее к греко-римской грамматике определение всего класса местоимений как заменителей или заместителей имени, основанное на этимологии термина местоимение (греч. antonymia, лат. pronomen — вместо имени), было забраковано в русской грамматике еще в первой половине XIX в. (4)

      Г. Павский начинал свое рассуждение о местоимении такими словами: "Имя, данное местоимениям, не вполне выражает их значение в языке. Местоимения не заменяют имен, а служат только указанием на них или напоминанием об них, вовсе не выражая качества, вида, числа вещей... только намекают на них... Местоимение не только не заменяет имени, но даже прямо противоположно ему. Имя, какое бы оно ни было, существительное, прилагательное или числительное прямо указывает на вещь или на ее качество и определительно именует известное число и, следовательно, имеет в себе внутреннее содержание, наглядное, осязаемое, а местоимение служит только формою для умственного созерцания и распределения вещей по категориям. Так, например, под оглавление кто, что подходят все имена существительные, под оглавление какой, чей — все прилагательные, под оглавление сколько... или который — все числительные. Как номер или заглавие книги не может заступить место самой книги, так точно и местоимение не заступает места имени" (5).

      Акад. И. И. Давыдов вторил Павскому: "Местоимение неправильно называют частью речи, поставляемою вместо имени предмета. Поэтому все тропы, например, часть вместо целого, причина вместо действия, особливо все метафорические выражения должны бы относиться к местоимениям, и наоборот, местоимения указательные, притяжательные и неопределенные не принадлежали бы к этой части речи" (6)⁵ . Итак, вопреки традиционному учению, унаследованному от античных грамматик, местоимение по большей части не является заменительным словом, не употребляется вместо имени. К этому выводу пришла научная русская грамматика еще в 40-х годах XIX в.

      На фоне складывавшейся (под влиянием Г. Павского, И. И. Давыдова, К. С. Аксакова) субъективно-идеалистической системы русской грамматики местоимения ликвидировались как особая часть речи. "Местоимение никак не составляет отдельной части речи", — писал в 1838 — 1839 гг. К. С. Аксаков по поводу грамматики В. Г. Белинского (9)⁶ . В русской грамматике 40 — 50-х годов XIX в., отчасти опиравшейся на идеалистическую философию, местоимения становились семантической основой имен существительных и прилагательных. Местоимения рассматривались как первые имена. На местоимениях иллюстрировались (например, Г. Павским и К. С. Аксаковым) "чистые идеи" предметности и качества (ср. сходные замечания о местоимениях в "Русском синтаксисе" А. М. Пешковского). Личные местоимения рассматривались как источник категорий лица, предмета и рода (он, она, оно), как выражение акта человеческого самосознания, сознания я и противопоставления я и не-я. "Природа имеет свое общее имя, — поучал Белинского К. Аксаков, — это имя он (а, о), все то, что существует вне я и вне ты" (11). Сами имена существительные освещались как восполнение и развитие личных и предметных местоимений. "Я, ты, он бесспорно относятся к имени. В грамматиках же наших слова эти называются местоимениями. Хотя очень странно вообразить я, ты местоимениями — вместо какого имени употребляются они? — но, однако, самое слово местоимение указывает на разряд имени", — отмечал К. С. Аксаков в своем "Опыте русской грамматики" (12).

      Итак, идеалистическая философия, а за нею и русская грамматика 40 — 50-х годов XIX в. видела в акте самосознания "я", в возникновении местоимения 1-го лица зарождение самой категории имени. Эта точка зрения отражается в грамматических концепциях Г. П. Павского, И. И. Давыдова, К. С. Аксакова. Здесь всюду история имени начинается с возникновения местоимения 1-го лица⁷ .

      Нетрудно заметить, что современная русская грамматика целиком остается во власти этих двух точек зрения: античной, "классической", и романтической, субъективно-идеалистической. Ныне местоимения или, по традиции, во всем своем составе, несмотря на полную грамматическую разобщенность отдельных групп, сохраняются как особая грамматическая категория, как самостоятельная часть речи (например, у акад. А. А. Шахматова), или же, лишаясь звания особой части речи, механически распределяются по классам имен существительных и прилагательных. (Наречные местоимения обычно не отделяются от наречий даже теми, кто признает местоимения особой частью речи.) Между тем, если все местоимения собрать в один класс, то нарушится цельность системы частей речи: в классе местоимений окажутся слова разной грамматической природы. Объединение местоимений возможно лишь на основе лексико-семантических признаков. Но тогда к местоимениям придется отнести и некоторые из тех слов, которые являются существительными, прилагательными, наречиями, союзами и даже глаголами. Если же упразднить класс местоимений и рассортировать местоимения по другим категориям, то окажется необходимым не только среди прилагательных, но и среди существительных выделять местоимения в особые разряды. Целесообразно ли это? Ответить на этот вопрос поможет анализ смысловой структуры местоимений.

§ 3. Местоимения как особый лексико-семантический тип слов

      Семантическая характеристика местоимений в современной русской грамматической литературе односторонняя. Она уводит если не назад, то в сторону от плодотворных идей Потебни. А. А. Потебня, вслед за Штейнталем, учил, что когда-то все слова делились на два лексико-семантических типа: 1) на слова "качественные", отражавшие действительность в ее конкретных признаках, и 2) на слова "указательные", означавшие явления и восприятия указанием на их отношение к говорящему лицу⁸ . Указательные слова составляли особый грамматический класс местоимений. Но затем в процессе эволюции грамматического строя местоимения слились с такими частями речи, как глагол, существительное, прилагательное, наречие, и растворились в них. Потеряв свою грамматическую определенность, местоимения, по Потебне (и его первоисточнику — Штейнталю), сохранили своеобразие своей семантической природы как слова относительные, указательные и субъективные. Они не называют предметов, качеств, обстоятельств и других явлений действительности, а указывают или намекают на них. И все же местоимения, по словам Потебни, нельзя безоговорочно объявить формальными словами. Среди местоимений есть слова и вещественные, конкретные, и вещественно-формальные (например, указательные тот, этот), и чисто формальные (например, я, ты и т. д. при прошедшем времени глагола). Потебня подчеркивал возможность и позднейшего образования местоимений от имен с "качественными корнями"; ср. нем. man в man spricht, фр. оп в оп parle (17). Таким образом, Потебня думал, что местоимения не составляют особой части речи, но представляют собою своеобразный лексико-семантический тип слов, в котором — при ближайшем анализе — можно наметить отдельные, более мелкие лексические классы и группы. Акад. Овсянико-Куликовский — вопреки Потебне — вернулся к мысли Ф. Беккера о "формальности", "малознаменательности", "незнаменательности" всех вообще местоимений. Эта точка зрения нашла дальнейшее развитие в синтаксических системах акад. А. А. Шахматова и проф. А. М. Пешковского. А. М. Пешковский писал, что у местоимений совсем нет вещественного значения, а что у них и основное значение формальное и добавочное формальное. Получается, так сказать, "форма на форме" (18). При характеристике местоимения А. М. Пешковский смешивал понятия формальности и отвлеченности. Он доказывал отсутствие резких границ между местоимениями и неместоименными словами (ср., например, выдвинутые Пешковским параллели: иной, другой и оригинальный, особенный, исключительный; сам и отдельный, изолированный и т. п.; всякий, каждый и общий, подобный; весь, целый и совокупный, совместный, и т. п.) и отсюда заключал: "Местоимениями принято называть просто слова с предельно отвлеченным значением... субъективно-объективного типа... Поскольку эта "предельность" исчезает и отвлеченность убывает, слово из местоимения делается неместоимением (ср.: собственность, особняк, особо...; таковский, потакать); поскольку же отвлеченность возрастает, слово неместоименное приближается к местоименным и при достижении предела делается местоимением. И всегда между той и другой областью живут "кандидаты" на ту или другую должность..." (19)

      Непримиримая двойственность этой характеристики очевидна. "Субъективность" местоимений не согласована с их формальностью. Формальность затем подменена общим понятием отвлеченности. Местоимения как особый лексический тип слов в современном русском языке лишены не только грамматического, но и лексико-семантического единства.

      С семантической точки зрения местоименные слова отчасти должны быть включены в группу "указательных" слов с меняющимся применением и, следовательно, с меняющимся конкретным содержанием в зависимости от субъекта, обстановки, ситуации речи (Wechselwörter, по определению О. Есперсена) (20). В этом отношении они сближаются с указательным употреблением таких слов, как: отец, мать (вернее: папа, мама), правый, левый (в пространственном значении), домой, дома, сегодня, вчера, завтра, данный; просторечные идиомы: наш брат, наша сестра, ваш брат, ваша сестра (ср. у Чехова: "Будь я министром, запретил бы я вашему брату ятем людей морочить" ("Мыслитель"), следующий (в следующем номере журнала), предшествующий, предыдущий, первый — последний (в книжно-указательном значении: прежде и после названный, указанный), определенный, сосед, соседний, здешний, тамошний и т. д.⁹ "Остроумно сравнивают иногда отношение местоимений к неместоименным словам с отношением геометрического тела к физическому. Быть может, можно сравнить его и с отношением переменной величины к постоянной" (22). Ср. у Лескова в романе "На ножах" разговор Лары с больным Подозеровым: "Назовите же меня, назовите, кто я? — Вы?.. — Больной вдруг вперил глаза в лицо Лары и после долгого соображения ответил: Вы — не она".

      В разговорной речи обстановка и синтаксико-фразеологические связи, в книжной речи контекст определяют смысл местоименных слов, их отношение к конкретным предметам и явлениям. В употреблении их наиболее ярко проявляется основная сущность языка — его социальная обусловленность. Иллюстрацией может служить отрывок из романа Д. Фурманова "Чапаев", описывающий гибель Чапаева: "Чапаеву пробило руку. Он вздумал утереть лицо и оставил кровавые полосы на щеке и на лбу... Петька был все время подле... Они шаг за шагом отступали к обрыву... Не было почти никакой надежды — мало кто успевал спастись через бурный Урал. Но Чапаева решили спасти. — "Спускай его на воду!" — крикнул Петька. И все поняли, кого это его надо спускать. Четверо ближе стоявших, поддерживая бережно окровавленную руку, сводили Чапаева тихо вниз по песчаному обрыву".

      Не менее интересно собирательно-указательное значение слова он, вызванное запретом, "табу" на слово враг, неприятель, в рассказе А. Яковлева "Мужик" (ср. то же употребление в военных рассказах и в "Войне и мире" Л. Толстого): "Враг, или, как говорят солдаты, "он", был где-то рядом. Еще не успевали дотлеть костры, зажженные им, еще четко виднелись в дорожной пыли следы кованых сапог, и чудилось порой, что в воздухе носится запах гари и пота, оставленный австрийцами. "Вот, вот он". К вечеру стало известно, что "он" остановился, может быть, готовый завтра дать бой". Ср. употребление местоимения он в значении: возлюбленный, герой романа. Ср. в романе Ю. Тынянова "Пушкин": "В присутствии Василия Львовича, щадя его, Анна Львовна никогда не называла золовку "злодейка", а говорила просто: "она". Ср. у Чехова в повести "Моя жизнь": "Пьесы привлекали его (маляра Редьку) и содержанием, и моралью, и своею сложною искусною постройкой, и он удивлялся ему, никогда не называя его по фамилии: "Как это он ловко все пригнал к месту!" Ср. у Лескова в романе "На ножах": "Сторож полез было по лесенке, чтоб открыть окно, но лесенка была плоха, и он, не долезши, упал. Глафире казалось, что это так и следует. В народе заговорили, что "он" не пущает, ее интересовало, кто это "он".

      Но А. М. Пешковский справедливо подчеркивал, что в онтологическом плане местоимения, несмотря на широту субъективного применения, на меняющуюся предметную отнесенность, всегда обозначают "одно и то же, и притом нечто такое, чего никаким другим словом не выразишь" (23). Местоимения — слова указательные и, вместе с тем, субъективно-объективные.

      Другой семантической особенностью местоимений считается широта их применения. Они характеризуются неопределенностью вещественного значения корня-основы. В них отсутствует номинативное отношение к постоянным предметам, качествам и обстоятельствам (например: какой-то, некоторый, кое-кто, никакой, откуда, куда и т. п.). Они обладают такой субъективной растяжимостью своего содержания, которая делает их лексическое значение условным, всеобщим, как бы "беспредметным"¹⁰ .

      Конспектируя лекции Гегеля по истории философии, В. И. Ленин писал о местоимениях:

"(„Это"? Самое общее слово)

Кто это? Я. Все люди я. Das Sinnliche?   Это есть общее etc. etc. „Этот"?? Всякий   есть „Этот".

" (25)

Эта смысловая всеобщность местоимений приводит к тому, что иногда их функции бывают однородны с функциями формальных слов-частиц.

      В качестве примера смысловой всеобщности и абстрактности местоимений можно указать на то, что местоимение какой в риторическом вопросе служит лишь презрительным выражением категорического отрицания (какой он ученый!), что местоимение один в ответе Чичикова (на вопрос Ноздрева, куда тот едет): "а к человеку к одному" — равносильно неопределенному члену. Ср. многосмысленную неопределенность фразы Мне нужно зайти в одно место.

      Значение слова какой-нибудь в выражении Осталось пройти каких-нибудь два километра передается простым порядком слов в синонимическом обороте Осталось пройти километра два или предлогом с во фразе Осталось пройти с два километра.

      Однако и в этом отношении нет глубокой пропасти между местоимениями и именами в современном языке. Так, существительные, лишаясь конкретно-предметной знаменательности, иногда становятся чисто формальными словами, частями составных аналитических форм. А. А. Шахматов сопоставлял употребление личных неударяемых местоимений при глаголе с "прономинализованными" (т. е. приобретшими местоименное значение) именами существительными: "Мы находим при 3-м лице единственного и множественного числа такие существительные, которые настолько ослаблены в своем значении, что, так сказать, только грамматически поддерживают значение сказуемого (слова, как человек, люди, областное крещеные, слово дело и др.)". Акад. А. А. Шахматов указывал также на "переход существительных в местоимения" в случаях, как друг друга; на "ослабленное значение слова человек в сказуемых, как: он человек хороший. Сюда же примыкают и сочетания слова человек с числительными, а иногда с прилагательными (не в составе сказуемого). Например: "Однажды человек десять наших офицеров обедали у Сильвио" (Пушкин, "Выстрел"); "В темноте человек двадцать людей окружили Пьера" (Л. Толстой, "Война и мир"); "Каждый человек из них желал одного — отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий" (Л. Толстой, "Война и мир").

      А. А. Шахматов отметил и случаи заместительного употребления слов человек, люди в значении неопределенного, или совокупного, или личного местоимения (он): "Не в себе человек. Уведите же вы его" (Л. Толстой, "Власть тьмы"); "Уж пускай бы говорил человек, да не ты" (Островский, "Бедность не порок"); Если не веришь, спроси у людей, люди научат; Люди говорят: его здесь и не было (26)¹¹ . Ср. у Тургенева: "Вдруг говорят мне: человек вас спрашивает" ("Уездный лекарь").

      Такая утрата лексического значения свойственна, конечно, не всем существительным, а лишь сравнительно немногочисленной их группе, куда относятся: человек, народ, вещь, прост. малый, женщина, вульг. баба; фамильярн.. парень; душа, животное и некоторые другие. Например: "Родители Валентины Михайловны были люди небогатые" (Тургенев); у Гоголя в "Мертвых душах": "А как вы нашли нашего губернатора? — сказала Манилова. — Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший человек?" — "Очень обходительный и приятный человек", — продолжал Чичиков... — "А вице-губернатор, не правда ли, какой милый человек?" — сказал Манилов, опять несколько прищурив глаза". Ср. также: "А ведь обед — вещь приятная" (Чернышевский, "Что делать?"); "Бал — вещь хорошая, неволя-то горька" (Грибоедов, "Горе от ума").

      Может показаться, что в этих случаях происходит и грамматическое преобразование имен в местоимения и что соответствующие слова теряют связь со своими прежними классами. Но это не так. Между древними местоимениями и новыми грамматическая разница все же сохраняется. Новые местоименные существительные сохраняют все грамматические признаки своей категории (т. е. класса существительных), все особенности своих систем, форм, своих парадигм. Вторичные лексические местоимения резко отличаются по своей морфологической природе от "пережиточной" группы старых местоимений. Например, не раз отмечался процесс "прономинализации" целого ряда существительных в современной газетно-публицистической речи. Таковы слова вопрос, дело, почти теряющие свое конкретное значение в таких выражениях: "На дело организации и развития электротехнического факультета положено много тяжелой работы" (из газет); "Поставить дело государственного хозяйства и науки" (тоже) и др. Ср. также в классической литературе: "Дело идет о жизни человека" (Гоголь, "Ревизор"). Ср. нем. es geht um das Leben; "Дело было в начале сентября" (Тургенев, "Льгов"); "А дело уж идет к рассвету" (Грибоедов, "Горе от ума") и т. п.

      По-видимому, в современном языке сюда же примыкает слово момент¹² . Но и дело и момент, сближаясь по своеобразию своих лексических значений с местоимениями, остаются именами существительными со всем комплексом свойственных им форм.

      К числу слов, получающих в некоторых контекстах неопределенно-предметное значение, могут быть отнесены также существительные субъект, тип, существо, штука, факт, вещь и другие подобные. Слово вещь может служить прекрасной иллюстрацией процесса развития "местоименных" значений в категории имен существительных. Это слово совместило в себе исконные русские и церковнославянские значения со значениями немецкого Ding (ср. вещь в себе) и французского chose. На почве влияния французского языка и распространилось неопределенно-местоименное значение этого слова (quelque chose). Например: "Воспитание — важная вещь, очень важная вещь" (Тургенев, "Холостяк"); "Терпимость сама по себе вещь хорошая" (Пушкин, "Путешествие в Арзрум"); "Остроумие — великолепная вещь" (Достоевский).

      В русской лексике непрерывно происходит развитие "местоименных" значений у имен. С другой стороны, старые местоимения обрастают именными значениями или производят лексемы и идиоматические выражения, лишенные оттенка местоименности (например, буржуазно-купеческое и мещанское сам в значении: хозяин, глава дома); итого, итог; всякий (в значении плохой, не заслуживающий уважения); вне себя (от радости); не в себе, прост. во всю: бежать во всю; таковский; тыкать — выкать и т. п.¹³

      Лексическое взаимодействие облегчается тем, что местоимения у нас грамматически уже не обособлены от других частей речи, а распределились по разным грамматическим категориям. Таким образом, понятие местоименности в современном языке — понятие лексико-семантическое. Большая часть древних местоимений вросла в систему других грамматических классов. Лишь небольшая группа слов я, ты, он (-а, -о, они), мы, вы, себя, кто, что, кто-то, что-то, кто-нибудь, что-нибудь, некто, нечто, никто, ничто, кое-кто, кое-что сохраняет яркие признаки своего грамматического своеобразия, своей грамматической изолированности, не слившись с категорией имен существительных¹⁴ .

2. ГРАММАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРЕДМЕТНО-ЛИЧНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ
В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ

§ 4. Отражения грамматического рода
в классе предметно-личных местоимений
и их непоследовательность, двойственность

      На обособленное положение группы предметно-личных местоимений указывают прежде всего своеобразия выражения и отражения грамматического рода в их строе. Местоимения личные я и ты, не имея родовых форм, могут иметь значение любого рода. Однако это значение обусловлено двойственной "предметной отнесенностью" этих местоимений. Они могут непосредственно обозначать лицо (говорящего субъекта или собеседника), и тогда их род определяется полом лица. Например, "Не про тебя одного говорю, все мы, друг ты мой, обездушели" (Гл. Успенский, "Разоренье"); "Ведь я этакий только один и есть" (Достоевский, "Подросток") и т. д.

      Те же местоимения могут относиться к лицам не непосредственно, а через посредство их названий, их имен, и тогда род их определяется родом того имени существительного, на которое они указывают, от лица которого они выступают. Например, в русском переводе повести Гофмана "Чудесное дитя" дитя говорит о себе: "Я пришло, я было"; так же говорит о себе и бутылочное горлышко в книге Пешковского "Наш язык". Акад. А. А. Шахматов вводил в самое определение местоимений как существенный признак этой части речи их способность заимствовать "в некоторых своих образованиях представление о роде от соответствующего представления о субстанции или о существительном..." (29).

      Возвратное местоимение себя, относящееся к субъекту действия, тоже не имеет ни родовых форм, ни числовых различий. Оно характеризуется к тому же отсутствием номинатива. Это понятно: ведь оно может относиться только к тому лицу, которое сознается субъектом действий или состояний, выраженных в слове, "подчиняющем (прямо или косвенно) данное местоимение" (30)¹⁵ . Характерно, что себя через посредство рода того субъекта, к которому оно относится в словосочетании, может определяться формами всех родов и чисел (самого себя, себя одну, самих себя).

      Местоимение 1-го лица множественного числа мы лишено родовых различий, как и все вообще имена, или облеченные в формы множественного числа, или являющиеся pluralia tantum.

      Местоимение вы (если оно выступает в функции экспрессивно окрашенного местоимения 2-го л. ед. ч.) согласуется — при наличии членного имени прилагательного в функции определяющего слова — с полом обозначаемого лица. Например: "Вы сами не знаете, какой вы. И вы не смеете просить" (К. Федин, "Братья"). Ср. Какая вы строгая. Если же вы имеет свое прямое множественное значение, то с ним также не связаны родовые различия.

      Сходные рассуждения можно повторить и о местоимениях он, она, оно. И здесь сохраняется та же двойственная предметная отнесенность, что и в употреблении я и ты, — или непосредственно к указываемым лицам, или же к предметам через посредство рода их названий, имен существительных. Ср. в "Бесах" Достоевского:

      — Слушайте, я намерена здесь открыть переплетную...

      — Эх, Marie, у нас и книг-то не читают, да и нет их совсем. Да и станет он книгу переплетать?

      — Кто он?

      — Здешний читатель и здешний житель вообще.

      — Ну так и говорите яснее, а то: он, а кто он — неизвестно. Грамматики не знаете.

      — Это в духе языка, Marie, — пробормотал Шатов.

      Ср. в "Поединке" А. И. Куприна (в отзыве Сливы о Ромашове): "В-вся рота идет, к-как один ч-человек, — ать! ать! ать! — говорил Слива, плавно поднимая и опуская протянутую ладонь, — а оно одно — точно на смех — о! о! Як тот козел".

      По мнению акад. А. А. Шахматова, в употреблении родовых форм "3-го лица предметного" обнаруживается синтаксическое согласование (так же как в формах рода прилагательных). Между тем личное местоимение 3-го лица в единственном числе сообразуется в своих родовых изменениях с реальным полом заменяемого им субъекта (37)¹⁶ . Форма они характеризуется тем же родовым безразличием, что и мы.

      Родовые значения получают еще более своеобразное выражение в парных местоимениях: кто — что; некто — нечто; никто — ничто (кто-нибудь — что-нибудь; кто-то — что-то; кто-либо — что-либо). Здесь значения родов мужского и среднего сливаются с различиями категорий лица или живого существа и предмета-вещи, которые как бы противопоставляются одно другому. Формами кто, никто, некто обозначаются живые существа мужского и женского пола. Однако в сочетаниях с вопросительным кто, а также с отрицательным никто и неопределенным некто родовые формы глагола, слов, принадлежащих к категории состояния (а также краткие формы имен прилагательных, входящих в состав глагола или примыкающих к глаголу), ставятся преимущественно в мужском роде (ср.: кто другой, кто иной; кто из женщин входил сюда? кто из вас обронил сумку? и т. п.). Полные же прилагательные в предикативном или полупредикативном употреблении, относясь даже к вопросительному кто, согласуются с полом обозначаемого лица, т. е. приспособляются к полу живого существа.

      Вообще же, когда местоимение кто употребляется в вопросительном значении и относится к неизвестному лицу, оно обычно не сопровождается указанием на различия лиц по полу. Здесь кто чаще всего имеет при себе мужской род (в формах согласования). К. С. Аксаков отмечал в вопросительном кто "неопределенный вопрос, следовательно, неизвестность, простирающуюся на род и число" (34). Вопросительное местоимение — неизбежно эквивалент неопределенного (ср. совмещение в слове кто вопросительных, относительных, разделительных и неопределенных значений) (35). Точно так же, по-видимому, исключительны случаи употребления форм женского рода глагола или краткого прилагательного при местоимениях никто и некто. Впрочем, акад. А. А. Шахматов считал нормальными фразы вроде: "Некто в белом подошла к моей кровати"; "Никто из нас не успела с нею проститься" (36).

      В других значениях местоимение кто (и производные кто-нибудь, кто-то, кто-либо), подобно личным местоимениям я и ты, сопровождается сопутствующим представлением о мужском и женском роде. Например: "Была ли кто-нибудь из нас довольна своей судьбой?"; "Есть кого любить, толстомордую-то" (Л. Толстой, "Власть тьмы").

      Предметное что (что-нибудь, что-либо, нечто, ничто) неизменно сочетается с представлением о среднем роде, хотя бы оно относилось к животному (например: Что-то возилось в углу).

      Итак, родовое значение личных местоимений я и ты в непосредственном диалоге определяется реальным полом живого существа. В местоимениях кто (и составных кто-то, кто-либо, кто-нибудь), никто и некто явно преобладает значение мужского рода.

      Впрочем, показательно, что имена прилагательные, связанные непосредственно (т. е. не через посредство глагола) с местоимениями кто, никто и с составными неопределенными кто-то, кто-нибудь, кто-либо, могут стоять и в мужском и в женском роде — в зависимости от пола лица, к которому относятся местоимения. При отнесенности личных местоимений к названиям предметов родовое значение их согласуется с родом соответствующего имени существительного. Таким образом, грамматическому классу местоимений чужды те принципы родовой классификации слов, которые составляют типическую особенность имен существительных.

§ 5. Своеобразия в приемах выражения
категории лица у местоимений

      Со своеобразием родовых значений у предметно-личных местоимений сочетаются особенности в приемах выражения категории лица. Местоимения делятся на личные и предметные. "Деление на личные и предметные местоимения, — замечает акад. А. А. Шахматов, — не соответствует вполне той грамматической категории одушевленности и неодушевленности, которую мы видели в именах существительных; это деление проводит резкое различие между лицами и не лицами; лица — это говорящий, его собеседник и все им подобные; к не лицам относятся и животные, и предметы, и явления. Это видно, например, из того, что, заметив животное, мы не спросим: это кто?, а скорее это что?" (37) В самом деле, местоимения я, ты, мы, вы служат показателями лица при формах прошедшего времени глаголов. Применение этих местоимений к животным и предметам связано с олицетворением их. Личное местоимение 3-го лица (он, она, оно, они) означает не только лица, но и живые существа вообще и даже предметы. Однако у этого местоимения в синтаксическом употреблении форм винительного-родительного падежа не обнаруживается тех отличий, которые обязательны для имен существительных в зависимости от их принадлежности к категории одушевленности или неодушевленности. В современном языке форма его является родительным-винительным падежом от он и оно, относясь безразлично к лицам, животным и неодушевленным предметам. То же придется сказать о форме ее (нее) от она (с тем лишь исключением, что форма ней с предлогом употребляется только в значении родительного падежа: у ней, около ней). Таким образом, признаки категории лица даже при отнесенности местоимений к предметам неодушевленным тут выступают очень рельефно. Еще характернее и индивидуальнее противопоставление лица — живого существа и предмета-вещи выражено в местоимении кто — что (и производных). Здесь отличия местоимений от существительных обнаруживаются с особенной рельефностью. Противопоставление значений лица и вещи в кто — что выражено самим корнем, чередованием согласных к — ч. В именах существительных категории одушевленности и лица являются лишь разновидностями, подразделениями общей категории предметности. В местоимениях, напротив, предмет мыслится или как отклонение от категории лица, или как ее противоположность. Самый прием противопоставления значений лица и вещи посредством чередования согласных корня в форме местоимений кто — что, некто — нечто, никто — ничто — грамматическое явление, необычное для других категорий.

§ 6. Грамматические и экспрессивно-стилистические
отражения категории числа в классе местоимений

      Не менее индивидуальны приемы выражения категории числа у предметно-личных местоимений. Эти местоимения, в сущности, лишены форм числа. Я, ты не имеют множественного числа. Много я, много ты — эти понятия не могут быть непосредственно выражены грамматическими средствами. Местоимения мы, вы имеют другие значения (38). Мы (если это слово не относится к одному я) обозначает: я и еще кто-нибудь другой или другие. Так, еще Ф. И. Буслаев, ссылаясь на Боппа, писал: "Я, собственно, не способно к принятию на себя множественного числа, ибо только одно я, и понятие мы содержит в себе не только меня, но и множество других неделимых различного рода" (39).

      Местоимения мы и вы имеют три разных значения:

      1. При наличии особой экспрессии они могут обозначать то же лицо, что я и ты. Мы — это я, которое говорит от лица коллектива или которое скрывает себя за другими, или, наконец, облекает себя атмосферой скромности, авторского величия, торжественной важности. П. А. Каратыгин писал в предисловии к своим "Запискам": "Не будет ли проглядывать сквозь эту болтовню мелочное самолюбьишко мое, где я необходимо будет тут на первом плане? Но и то сказать: лучше употребить это короткое местоимение, нежели говорить мы, которое как-то неприятно напоминает наших глубокомысленно мычащих журналистов, а вместе с ними и муху из басни Крылова: "Мы пахали". Итак, чтобы не походить ни на тех, ни на другую, лучше говорить я: оно и короче и яснее" (40). Ср. в письме Н. Шелгунова В. А. Гольцеву (от 1 сентября 1887 г.): "В мы много фальши, и из-за мы я торчит иногда еще больше. Теперь, впрочем, мы оставлено" (Архив В. А. Гольцева). Вы — это посторонний собеседник, это ты, но с оттенком официальной вежливости и светской, общественной далекости¹⁷ .

      2. Мы и вы означают группы лиц, в составе которых находятся первое и второе лицо. В таком случае эти местоимения говорят не о я и другом я (или о других я), не о ты и других ты, а о я, ты вместе с другими, в совокупности с ними.

      3. В сочетании с предлогом с и творительным падежом других местоимений и существительных мы и вы могут обозначать я и ты, объединенные с кем-нибудь. Например: мы с тобой (= я и ты); мы с ним (= я и он); мы с братом (= я и брат); вы с товарищем (= вы или ты и товарищ) и т. п.

      Кроме того, мы в обращении ко второму лицу — при выражении участия или насмешки — применяется иногда в значении вы. Например: "Мы, кажется, улыбаемся? Будьте добры, соблаговолите еще раз улыбнуться" (Чехов, "Иванов").

      Могут быть и иные, более сложные, хотя и более индивидуальные приемы переносного употребления личных местоимений. Таков, например, в драме А. Н. Островского и Н. Я. Соловьева "Дикарка" разговор между Марьей Петровной и Варей, в которую влюблен муж Марьи Петровны:

      

      Марья Петровна: А мы как скучали по тебе!

      Варя: Кто мы?

      Марья Петровна: Будто не знаешь?

      Варя: Он... твой...

      Таким образом, я и мы, так же как ты и вы, не формы одного слова, а разные слова.

      Лишь отчасти похожие, но более смешанные и тесные отношения наблюдаются между формами: он — она — оно и они. Множественное число здесь может обозначать и множество однородных предметов или лиц, и совокупность разнородных лиц и предметов. И все же — это формы одного и того же местоименного слова он.

      Таким образом, понятия единственного и множественного числа в отношении личных местоимений наполняются совсем другим содержанием, не похожим на то, какое они имеют в именах существительных.

      Местоимения кто, никто, некто (кто-нибудь, кто-либо, кто-то) имеют формы только единственного числа, но они могут обозначать и нескольких лиц. В таком случае при них возможно множественное число глагола и имени. Например: "И я при всех, кто были в кабинете, торжественно прочел пародию" (С. Аксаков); "Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил" (Л. Толстой, "Война и мир"). Ср. у Пушкина в стихотворении "Рифма — звучная подруга":

И никто, страшась Зевеса,
Из богинь или богов
Навещать его не смели —
Бога лиры и свирели...

      Ср. также: "Кто болтает ногами, кто ковыряет в носу, перемигиваются, передают друг другу разные знаки руками, выделывают разные акробатические штуки" (Помяловский, "Очерки бурсы"); "Все, кто мог ехать, ехали сами собой, те, кто оставались, решали сами собой, что им надо было делать" (Л. Толстой, "Война и мир"); "По средам у ней собираются кое-кто из старых знакомых" (Гончаров, "Обыкновенная история").

      Интересно в "Войне и мире" Л. Толстого сочетание местоимения кто-то в винительном падеже с формами множественного числа определяющего прилагательного и приложения-существительного: "Мерзавцы, изменники", — думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого-то изменников".

§ 7. Грамматические отношения супплетивных форм
в склонении местоимений

      В склонении предметно-личных местоимений характерно противопоставление формы именительного падежа формам косвенных падежей (я — меня, мне и т. п.; ты — тебя, тебе и т. п.; он, она, оно — его, ее, ему, ей и т. п.; мы — нас, нам; они — их, им; кто — кого; что — чего и т. п.). Кажущееся исключение — местоимение вы. Однако форма вы также резко противостоит формам вас, вам, вами (ср. ваш). Этот тип противопоставления необычен для имен существительных (ср., впрочем, единичное слово, состоящее из одного согласного в корне: щи, щей, щам и т. п.) (41). (Различие основы именительного и косвенных падежей в именах существительных типа: время — времени; дитя — дитяти; мать — матери; дочь — дочери и т. п. — не разрушает общности корневого элемента во всех формах одного слова: врем-, дит-, мат-, доч- и т. п.)

      Эта особенность местоимений побудила А. М. Пешковского заявить, что в местоимениях "или совсем нельзя, или весьма трудно различить основу и окончание, так что со стороны звуковой это слова неизменяемые" (42).

      Формы словоизменений у местоимений очень разнородны. Основы склонения также подвергаются разным необычным фонетическим чередованиям и изменениям (ср.: тебе — тобою; меня — мною; его — им и т. п.).

      Таким образом, для местоимений типичен сборный характер форм одного и того же слова. В этой черте отчасти отражается древняя супплетивность падежей личных местоимений, отчасти же объединение разных местоимений в формах одного слова.

§ 8. Особенности синтаксических связей местоимений
с определяющими именами прилагательными и существительными

      Отличия местоимений от имен существительных обусловлены в современном русском языке не только морфологическими, но и синтаксическими свойствами местоимений. Так, в противоположность именам существительным, местоимения не могут быть определены впереди стоящими прилагательными (кроме весь в сочетании с мы и вы и один в сочетании с я, ты, мы, вы. Ср. у Достоевского: "Все мы остальные и не знали, в каком положении дело"). Впрочем, относительно местоимений кто-то, что-то, кто-нибудь, что-нибудь приходится делать некоторые оговорки.

      В общем разговорном и книжном языке личные местоимения могут иметь позади себя в качестве непосредственно примыкающих, не "обособленных" определений единичные местоименные прилагательные один, сам, весь (43) и первый (ср. также своеобразную определительную связь числительного оба с личными местоимениями мы оба, вы оба, они оба); все мы; "Одна лишь я до смерти трушу" (Грибоедов); "Я одна виновата" (Тургенев). Обычно же прилагательные стоят позади местоимений и только в обособленном, полупредикативном положении. Впереди определяемых местоимений обособленные прилагательные ставятся почти исключительно при формах именительного падежа.

Скажи, что делать мне с тобой,
Недостижимой и единственной,
Как вечер дымно-голубой.

(Блок)

Беспечные, мы в чувстве бытия
Что было, есть и будет, заключали,
Грядущее надеждой укрепляли...

(Жуковский)

      "Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой не делала" (Островский, "Гроза"); "Ее вчера тихонько толкнули и — слабая — она сегодня упала... вот и все" (М. Горький, "Мещане");

...Угрюмый,
Неловкий, он едва, едва
Ей отвечает.

(Пушкин, "Евгений Онегин")

      "Измученные, грязные, мокрые, мы достигли, наконец, берега" (Тургенев, "Льгов"); "Было странно, что, маленький такой, он может кричать столь оглушительно" (М. Горький, "Детство").

      Препозитивные прилагательные сочетаются с этой группой местоимений в косвенных падежах только в языке художественной литературы. Этот прием ощущается как черта индивидуально-поэтического стиля.

      Такой порядок слов часто встречается, например, в языке Гоголя.

      С этой инверсией определений связан оттенок "субстантивации" самих местоимений. Например, у И. С. Тургенева в письме к М. Г. Савиной от 1 (13) ноября 1880 г.: "...но увидимся ли мы иначе как в театре — вот вопрос. Во всяком случае — мы увидимся не как прежние мы" (44). Ср. у О. Руновой в романе "Лунный свет": "Как будто в меня вселялась другая женщина, а я, настоящая я, только с ужасом прислушивалась и приглядывалась к ней".

      При местоимениях некто, кто-нибудь, кто-то, нечто, что-то, что-нибудь определение также обычно ставится позади этих слов, хотя и без интонации обособления: некто черный (ср. некто в сером), нечто удивительное, что-то странное, кто-то низенький. Ср. инверсии устной речи: "Другого любите кого-нибудь?" (Островский, "Бедность не порок").

      Однако местоимения что-то, что-нибудь в разговорной речи (но не в литературно-книжном языке), подвергаясь некоторой субстантивации, могут иметь определение впереди себя. Например, в "Женитьбе Белугина" А. Н. Островского:

      

      Нина Александровна: Знаете, в вас нет этого "чего-то"...

      Андрей: Да чего "чего-то"?

      Нина Александровна: Вот этого, что нравится женщинам, что покоряет их.

      В "Слугах старого века" Гончарова: "Так он читал все больше из той же хрестоматии Греча или другое что-нибудь, лишь бы звучное и мало понятное ему"; у Тургенева в рассказе "Ермолай и мельничиха": "Смотрим, у старосты девочка, дочь, прехорошенькая, такое даже, знаете, подобострастное что-то в манерах".

      Понятно, что когда эти местоимения решительно субстантивируются и становятся обозначениями отвлеченных понятий или конкретных предметов, они приобретают способность сочетаться с препозитивным именем прилагательным. Тогда они ничем не отличаются от всякой другой субстантивированной части речи, будет ли это глагол, наречие, междометие или что-нибудь иное.

      Например: "Все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем-то и... этот кто-то будет нести всю ответственность за то, что произойдет теперь" (Л. Толстой, "Война и мир").

      Сверх того, местоимения отличаются от существительных тем, что они не сочетаются непосредственно с определяющим существительным в родительном падеже (не в составе сказуемого). Для синтаксического употребления имени существительного сочетание с родительным определительным (признаки жизни, время расцвета и т. д.) так же характерно, как сочетание с согласованным прилагательным (коммунистический долг — долг коммуниста).

      Проф. Л. В. Щерба склонен "обязательное отсутствие определения в виде родительного падежа или прилагательного" считать одним из основных синтаксических признаков класса местоимений (45).

§ 9. Отсутствие у всех местоимений (кроме местоимения 3-го лица)
родительного падежа в значении принадлежности

      Группа местоимений, в отличие от существительного, не имеет родительного принадлежности, кроме его, ее, их (ср.: чей, мой) (46)¹⁸ . Форма же его, ее, их употребляется и в значении притяжательных прилагательных, но с тем важным грамматическим отличием от употребления имени существительного в форме родительного принадлежности, что нормальной для его, ее, их в притяжательном значении является постановка перед определяемым именем (ср.: его шуба исчезла, но шуба гостя исчезла)¹⁹ .

      Любопытно противоположение притяжательного их и качественно-относительного ихний у Тургенева в "Нови": "Фабричные... много смеялись, не без гордости: "Вот, мол, наш-то каков! наш-то!" И он [Соломин] точно был их и ихний".

      В связи с этой синтаксической функцией форм его, ее, их находится употребление его, ее, их в роли сказуемого, например, у Пушкина в "Братьях-разбойниках":

Тот их, кто с каменной душой
Прошел все степени злодейства.

      Ср. у Тургенева в "Дневнике лишнего человека": "Да, Лиза теперь его. Теперь уже ничто ее не может спасти, удержать на краю пропасти".

§ 10. Особенности предложного употребления местоимений

      В связи с неспособностью местоимений иметь впереди себя определяющее прилагательное находятся и своеобразия их предложного употребления. Между предлогом и местоимением (в отличие от существительного) невозможна вставка прилагательного (или ряда прилагательных с подчиненными членами). Единственное исключение допускается для слов сам и один (к самому тебе; для самого меня это известие было полной неожиданностью), но и в этом случае более употребителен обратный порядок слов: к тебе самому; для тебя одного; для меня самого (47).

      Не лишено значения и то обстоятельство, что в современном языке предложные формы косвенных падежей местоимения он, она, оно, они (ней, него, нему, ним, них и т. п.) противополагаются беспредложным формам (ей, его, ему, им, их и т. п.), зависящим непосредственно от имен существительных и прилагательных, от глаголов и от тех предложных наречий, в которых еще преобладают грамматические черты наречия, а не предлога. Ср.: у него, у ней, над ним, при нем, мимо него, против него, возле них и т. п.; но наперекор ему, вопреки ему, на зло ей и т. п. Характерно, что еще у Чехова встречается употребление такого типа: "против их сидел". Ср. у Пушкина: "между ими", "около его"; у Лермонтова: "пробежала мимо его" и т. п. (48)

§ 11. Своеобразие местоименных конструкций с предлогом по

      На обособленное положение местоимений личных и местоимений вопросительных кто, что (ср. некого, нечего, никто, ничто) указывают своеобразия их употребления с предлогом по. В тех значениях, которые присущи предлогу по в сочетаниях с дательным падежом имен существительных, этот предлог управляет предложным падежом местоимений: по нем, по ком, по чем, по нас, по вас. Например: По берегу трудно ходить; Этот берег крут, по нем трудно ходить; Это не по нас (49). "Где-где вьется прихотливым извивом проселок, и бойко проскачет по нем телега" (Салтыков-Щедрин, "Губернские очерки"); "Иван... стал колотить напуганных животных по чем попало" (Короленко, "История моего современника") и др.

§ 12. Противоречивое положение местоимений
в грамматической системе современного русскою языка

      Нельзя не обратить внимания на то, что группа местоимений, при всем различии пережитых ею процессов, при всем своеобразии своих лексических значений и своих синтаксических функций, обнаруживает некоторую морфологическую общность с классом имен числительных (ср., например, отсутствие различий в формах рода и числа, противопоставление прямых и косвенных падежей).

      В местоимениях пережиточно сохранились, хотя и в сильно измененном виде, следы древнейших стадий грамматического строя. В силу своеобразий своей лексической и грамматической природы местоимения до сих пор не вполне слились с живой системой продуктивных частей речи и не перешли целиком в разные синтаксические частицы.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ "МЕСТОИМЕНИЯ"

      1. См.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1927, вып. 2, с. 89 [498].

      2. Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики. Пг., 1915, вып. 2, с. 215.

      3. Истрина E. С., Бубрих Д. В. [Рец. на кн.:] Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. — Вестник Академии наук СССР, 1946, № 4, с. 103.

      4. См.: Добиаш А. В. Синтаксис Аполлония Дискола. Киев. 1882, с. 80.

      5. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе. Спб., 1850, с. 249 — 250.

      6. Давыдов И. И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка. Спб., 1852, с. 207.

      7. Аксаков К. С. О грамматике вообще. — Полн. собр. соч. М., 1875, т. 2, ч. 1: Сочинения филологические, с. 9; Ср.: Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 266; ср.: Wundt W. Völkerpsychologie. Leipzig, 1904, Bd. l, S. 164.

      8. См.: Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. М. — Л., 1945, с. 224 и след.

      9. Аксаков К. С. О грамматике вообще, с. 7; ср. его же: Критический разбор "Опыта исторической грамматики русского языка" Ф. И. Буслаева. — Полн. собр. соч. М., 1875, т. 2, ч. 1: Сочинения филологические, с. 541.

      10. Греч H. И. Практическая русская грамматика. Спб., 1834, с. 23, 105.

      11. Аксаков К. С. О грамматике вообще, с. 9. Ср.: Кацнельсон С. Д. К генезису номинативного предложения. М. — Л., 1936, с. 22.

      12. Аксаков К. С. Опыт русской грамматики. — Полн. собр. соч. М., 1880, т. 3, ч. 2: Сочинения филологические, с. 22.

      13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 62.

      14. См.: Jespersen О. Die Sprache, ihre Natur, Entwicklung und Entstehung. Heidelberg, 1925. S. 102; ср. также: Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen. Berlin, 1923, Bd. l. Die Sprache, S. 224 — 228.

      15. См.: Fick A. Vergleichendes Wörterbuch der indogermanischen Sprachen. Göttingen, 1868, S. 934.

      16. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Харьков, 1888, вып. 1 — 2, с. 82 [89].

      17. Там же, с. 26, 83 — 84 [36, 90 — 91, 100].

      18. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1938, с. 164 [155].

      19. Там же, с. 158.

      20. Jespersen О. Die Sprache, ihre Natur, Entwicklung und Entstehung, S. 101 — 103.

      21. Классовский В. Нерешенные вопросы в грамматике. Спб. — М., 1870, с. 63.

      22. Зарецкий А. И. О местоимении. — Русский язык в школе. 1940, № 6, с. 17.

      23. Пешковский А. М. Наш язык. М. — Л., 1927, ч. 3, с. 81.

      24. Грунский H. К. Очерки по истории разработки синтаксиса славянских языков. Юрьев, 1911, т. 2, с. 179.

      25. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 249.

      26. См.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Л., 1925, вып. 1, с. 18 [36]; ср. вып. 2, с. 40 [458].

      27. Зарецкий А. И. О местоимении, с. 21.

      28. См.: Hjelmslev L. Principes de grammaire générale. 1928, p. 331 — 339; ср.: De la Grasserie R. De la véritable nature de pronom. Louvain, 1888; его же: De la conjugaison pronominale notamment du prédicatif et du possessif. P., 1900.

      29. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 2, с. 3 [422].

      30. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении, с. 163.

      31. Павский Г. П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение второе, с. 265.

      32. См.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 2, с. 86 [496].

      33. Аксаков К. С. Критический разбор "Опыта исторической грамматики русского языка" Ф. И. Буслаева, с. 541.

      34. Аксаков К. С. Конспект последних двух отделов первой части Русской Грамматики. — Полн. собр. соч. М., 1880, т. 3, ч. 2: Сочинения филологические, с. 76.

      35. Ср.: Sechehaye A. Essai sur la structure logique de la phrase. P., 1926, p. 185.

      36. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 2, с. 87 [496].

      37. Там же. с. 85 — 86 [495].

      38. Ср.: Ворр Fr. Vergleichende Grammatik des Sanskrit, Zend, Armenischen, Griechischen, Lateinischen, Litauischen, Altslavischen, Gothischen und Deutschen. Berlin, 1833 — 1842, Bd. 1 — 3, S. 472. Ср. также: Ueber einige Demonstrativistämme, 1830; Grimm J. Kleinere Schriften. Berlin. 1866, Bd. 3, S. 240.

      39. Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. М., 1844, ч. 2, с. 80. Ср.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 2, с. 48, 86 [465, 495].

      40. Каратыгин П. А. Записки. Л., 1929, т. 1, с. 3.

      41. См.: Кацнельсон С. Д. К генезису номинативного предложения, гл. 1: Супплетивность падежей личных местоимений в германских языках.

      42. Пешковский А. М. Наш язык. М., 1923, вып. 2, с. 173.

      43. Ср.: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка, вып. 1, с. 296 [301 — 302].

      44. Тургенев и Савина. Пг., 1918, с. 19.

      45. Щерба Л. В. Восточнолужицкое наречие. Пг., 1915, с. 83; ср. его же: О частях речи в русском языке. — Русская речь. Л., 1928, вып. 2, с. 63 — 84.

      46. Ср.: Лысков С. П. О частях речи. Опыт характеристики их природы морфологической, синтаксической и семасиологической. М., 1926, с. 11.

      47. См.: Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении, с. 167 [159].

      48. См.: Кошутиħ P. Граматика руског jезика. Београд, 1914, т. 2, с. 55.

      49. Ср.: Востоков А. X. Русская грамматика. Спб., 1851, ч. 2, § 136, с. 241 — 242; § 139, с. 259; см. также: Чернышев В. И. Правильность и чистота русской речи, с. 177.

      ¹ Любопытно, что еще И. Ф. Калайдович в своей "Грамматике языка русского" (М., 1834, ч. 1: Познание слов), относя местоименные прилагательные к категории имен прилагательных, выделяет предметно-личные местоимения в особый класс "названий" лиц.

      ² Некоторые лингвисты (например, проф. Л. В. Щерба в статье "О частях речи") [68] сближают с этой группой местоимений субстантивированные формы местоименных прилагательных, обнаруживающие с нею кое-какую общность морфологических особенностей и синтаксических свойств: все (мн. ч.): "Все ахнули" (Пушкин); все (ср. р.) и архаическое выражение всё и вся: "Это заговор, в котором принимают участие не одна литература, а все и вся" (Салтыков-Щедрин); "Все мгновенно, все пройдет" (Пушкин); всякий (арх. всяк): "Всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек" (Гоголь); "И всяк зевает да живет — и всех вас гроб, зевая, ждет" (Пушкин); каждый: "каждому — свое"; это, то: "Германн не обратил на то никакого внимания" (Пушкин); тот: "Тот хотел арбуза, а тот — соленых огурцов" (Державин). Действительно, эти слова в субстантивном употреблении обнаруживают все признаки переходного состояния. Однако они не сливаются с классом предметно-личных местоимений. Всякая субстантивация местоименных слов (например: все мое — твое, твердить свое, поставить на своем и т. п.) ведет к образованию промежуточных форм. Нет оснований обособлять их от других субстантивированных прилагательных, вроде "Сейте разумное, доброе, вечное" (Некрасов) и т. п. Так, прилагательные тот, этот, субстантивируясь, сохраняют почти все черты субстантивированных прилагательных. Любопытно, что слово этот в прямом указательном значении не может быть подлежащим при сказуемых, выраженных существительными. Ср.: это — мой брат, та — моя сестра. Точно так же прилагательное сам, субстантивируясь, не переходит в местоимение. Прав акад. А. А. Шахматов, который в случаях, как сам знаю, сами знаем, видит только пропуск или невыраженность личного местоимения, вызванные наличностью данной глагольной формы (1). Для социальной истории слова сам — в значении хозяин — представляет интерес такой разговор действующих лиц в пьесе А. Н. Островского "Сердце не камень":

      "Аполлинария Панфиловна: Что это вы, Вера Филипповна, точно русачка из Тележной улицы, мужа-то "сам" называете!

      Ольга: Тетенька всегда так.

      Вера Филипповна: Мы... люди не модные, немножко старинки придерживаемся. Да не все ли равно? Как его ни называй: муж, хозяин, сам, — все он большой в доме.

      Аполлинария Панфиловна: Ну, нет, разница. "Хозяин" — уж это совсем низко: у нас кучерова жена своего мужа хозяином зовет; а и "сам" тоже разве уж которые еще в платочках ходят".

      ³ Впрочем, в книжном языке иногда наблюдаются случаи употребления косвенных падежей местоименного прилагательного некий в функции косвенных падежей местоимения некто. Ср. у Л. Андреева: "Видит как бы впервые нежный лик некоего в сером" ("Искупитель века"). "Вследствие такого сближения местоимений, — пишет В. И. Чернышев, — при некий получаем родительный некого, известный в старом и современном языке" (2).

      ⁴ Моя точка зрения на русские местоимения целиком принята проф. Д. Б. Бубрихом: "Местоименные слова — это в основном семантический разряд слов, отнюдь не грамматический... Они могут тянуть и к существительным, и к прилагательным, и к наречиям, и к счетно-измерительным словам (которые сами тянут к разным частям речи), и вообще к чему угодно. Исключительное их семантическое своеобразие приводит к появлению исключительных синтаксических и морфологических особенностей. Особенно ярко это сказывается у тех личных местоименных слов, которые тянут к существительным (я, ты...). По отношению к языкам типа индоевропейских, финно-угорских и т. п. не приходится колебаться в выделении их в особую часть речи. Вот здесь-то и годится термин "местоимение". Довольно ярко то же сказывается у некоторых других местоименных слов именного склада, чаще всего у тех, которые отвечают на вопросы кто или что" (3).

      ⁵ Ср. заявление К. С. Аксакова: "Если хотите, он (а, о) есть единственное местоимение, только в этом случае нисколько не составляющее особой части речи" (7). Ср. употребление среднего рода оно как заместительного указания на то у Жуковского в переводе "Эммы" Шиллера:

То, что нас одушевляло, Эмма, как то пережить? Эмма, то, что миновало,

Как тому любовью быть? Небом в сердце зажжено, Умирает ли оно?

Ср. указательное значение местоимения оно в конструкциях такого типа: "Старайся жить, оно не так легко, как кажется" (Тургенев, "Фауст"); "Меньше иллюзии будет... Оно полезнее" (Боборыкин, "Обречена"). Понятно, что местоимение он может употребляться в качестве указания не только на предыдущее, но и на последующее. Например, у Пушкина в "Евгении Онегине":

Татьяна (русская душою, Сама не зная почему)

С ее холодною красою Любила русскую зиму.

Тут ее относится к зиме. В этом случае местоимение служит средством живого представления того, что еще не высказано, что еще не названо.

      В сущности, ярче всего в этом смысле "местоименное" значение обнаруживается в словах то-то и то-то, такой-то. Ср. в письме А. А. Блока к матери передачу его разговора со школьным учителем словесности Суровцевым:

"Суровцев: Что вы делали летом по русскому языку?
Я: Читал Достоевского.
Суровцев: Что именно?
Я: То-то и то-то".

(Письма Ал. Блока к родным)

      Ср. стихотворение Пушкина "В альбом Павлу Вяземскому":

Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то.

Не делай того-то, Кажись, это ясно, Прощай, мой прекрасный.

Ср. об указательной функции местоимения 3-го лица в разных языках у И. И. Мещанинова (8).

      ⁶ Любопытно, что Н. И. Греч еще признавал местоимение особой "частью и частицей речи": "Местоимение есть часть речи, заменяющая имя предмета или качества и в то же время означающая отношение сего предмета или качества к бытию" (10).

      ⁷ К. Маркс в "Капитале" так иронизировал по поводу этой фихтеанской философии: "В некоторых отношениях человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: "Я есмь я", то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода "человек" (13). Иронизируя над живучестью этой субъективно-идеалистической концепции местоимений как основной и первичной формы самосознания, Есперсен вспоминал Фихте старшего, который, по рассказам, выделял как праздник не день рождения своего сына, а тот день, в который тот впервые назвал самого себя "я" (14).

      Гумбольдт полагал, что первым актом в развитии языка является осознание личности говорящего, выражаемое местоименными словами. Исходя из этого априорного положения Гумбольдта, идеалистические учения о языке доказывали, что личные местоимения во всех языках принадлежат к древнейшему и наиболее устойчивому слою речи.

      ⁸ А. А. Потебня возражал Фику (15), который писал о местоимениях: "С большим основанием можно видеть в них настоящие древние имена, так что, наоборот, позднейшие имена можно бы назвать заместителями местоимений, усиленными прибавкою глагольного значения (Verbalbegriff), а местоимения — чистыми именами, без глагольной примеси" (16).

      ⁹ "Затруднение остается в решении вопроса: к прилагательным ли (как это делается) или к местоимениям (по аналогии с этот, тот, мой, твой, всякий) разумнее отнести слова здешний, тамошний, близкий, дальний, собственный, чужой, общий и т. д. Последнее едва ли не лучше" (21).

      ¹⁰ Ср. замечание проф. Н. К. Грунского: "Местоимения отличаются от существительных и прилагательных тем, что определяют предмет, не выдвигая какое-либо качество или свойство, а указывая на предмет" (24).

      ¹¹ Шахматов сравнивает это употребление слова люди с переходом лат. homo, нем. Mann в местоимения: ср. фр. оп, нем. man. Ср. статью: Mazon A. L'emploi indéfini du nom de l'homme en slave. — Annales Academiae Scientiarum Fennicae, 1932, t. 27. Melanges de philologie offerts à M. J. J. Mikkola.

      ¹² Слово момент в этом газетном значении, по-видимому, вышло из сферы военного языка, в котором оно укрепилось во второй половине XIX в. Так, Н. С. Лесков писал в "Печерских антиках": "Слово "момент", впоследствии основательно истасканное нашими военными ораторами, кажется, впервые было пущено Берлинским и с его легкой руки сделалось необходимым подспорьем русского военного красноречия". В философско-публицистических стилях 30 — 50-х годов это слово было тесно связано с терминологией гегельянства. Ср. в "Рудине" Тургенева: "Эти господа [Рудин и подобные ему] все развиваются: другие, например, просто спят или едят — а они находятся в моменте развития спанья или еды" (слова Пигасова, гл. XII).

      ¹³ Проф. А. И. Зарецкий находит в русском языке и "суррогат глагольного местоимения": "описательное глагольное местоимение что делать? Что это, действительно, представляет одно целое местоимение, видно из того, что в ответе на этот вопрос слово делать не повторяется и не подразумевается, например: Что ты делаешь? — Читаю, а не "делаю чтение" или "делаю читать" (27).

      ¹⁴ A. Sechehaye в книге "Essai sur la structure logique de la phrase" (P., 1926) заявляет, что "местоимение — это вид существительного", что "логически и психологически — это субстантив", но тут же признается, что "грамматически оно более или менее отличается от существительного" (с. 48). Попытка L. Hjelmslev'a отстоять принадлежность всех местоимений, кроме наречных, к особой грамматической категории (на основании своеобразия их отношений к члену) совершенно несостоятельна (28).

      ¹⁵ Ср. замечание Г. Павского: местоимение себя "не имеет именительного падежа, потому что оно не самостоятельно, а только указывает отношения всех трех лиц к самим себе" (31).

      ¹⁶ Ср. у К. С. Аксакова: "Так называемое третье лицо: он, она, оно — есть обыкновенное местоимение и обозначает вообще предмет, следовательно, здесь нет вопроса.об одушевленности, о сознательности: это не личное местоимение! Зато так называемое третье лицо — это местоимение в собственном смысле, ибо оно одно только в настоящем смысле употребляется вместо имени" (33). Мысль о необходимости обособить местоимения 1-го и 2-го лица ("личные") от местоимений 3-го лица ("третье-личных или безлично-родовых") высказывалась очень давно проф. И. А. Бодуэном де Куртенэ). См., например, его статью "Несколько случаев психически-морфологического уподобления или уодноображения в терско-славянских говорах северо-восточной Италии" (Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук, 1905, т. 10, кн. 3).

      ¹⁷ Характерно постановление революционного комитета департамента Тары от 24 брюмера 2-го года (1793) в эпоху буржуазной Французской революции:

      1. Слово vous — вы при обращении в единственном числе считается изгнанным из языка свободных французов, и место его заступает tu и toi. 2. Во всех официальных и частных документах tu и toi будет ставиться впредь вместо vous в единственном числе.

      Для социальной истории форм обращения на вы и на ты небезынтересен диалог между помощником режиссера Нароковым и мещанкой (вдовой оркестранта) Домной Пантелеймоновной в пьесе А. Н. Островского "Таланты и поклонники":

      Домна Пантелеймоновна: Неужто всякому "вы" говорить?

      Нароков: Да, в простонародье все на "ты".

      Домна Пантелеймоновна: В простонародье! Скажите, пожалуйста. А ты что за барин?

      ¹⁸ Но ср. при противопоставлении: "Это мнение не одного меня, но всех, которые слушали эту комедию, а их было человек десять, — между прочим, Дружинин, которого я знакомил с Анненковым" (письмо Н. А. Некрасова И. С. Тургеневу от 12 сентября 1848 г.).

      ¹⁹ О других намечающихся отличиях местоимения 3-го лица ср. также замечания С. Кацнельсона в работе "К генезису номинативного предложения", с. 19 и 25, примечание.