Развитие современной филологии немыслимо без системы писательских словарей. Они предупреждают разного рода субъективные, "импрессионистичные" (по выражению В.В. Виногра-дова) суждения в области словоупотребления, стилистики и поэтики автора и создают базу для исследований, которые строятся на учете многообразного фактического материала. Издание авторских (писательских) словарей в последние годы вышло на качественно (и количественно) новый уровень, что уже сейчас позволяет говорить об авторский лексикографии как особой отрасли словарного дела[1].
Лексикографическое освоение языка И. Бунина только начинается. Несомненно, что вслед за представляемым читателю словарем эпитетов последуют и другие: словари диалектизмов, фразеологизмов, цитат в текстах И. Бунина. Насущно необходим словарь редких слов конца XIX - начала XX вв. на материале художественных произведений И. Бунина. Он, во‑первых, значительно пополнил бы лексикон словарей редких слов XIX в., во‑вторых, создал бы лингвистическую основу для комментирования текстов И. Бунина, в чем безусловно нуждается современный читатель. Нельзя отвергать и возможность составления в будущем, после появления полного академического собрания сочинений писателя, подступы к которому уже сделаны в ИМЛИ РАН, полного словаря языка И. Бунина (полного по степени отраженности лексического состава текстов).
Внимание к языку И. Бунина закономерно: редкая способность остро и точно воспринимать окружающий мир сочетается у него с таким же редким даром словесного воплощения этой восприимчивости. Изобразительность И. Бунина удивляла и восхищала его именитых старших современников: известны отзывы Л. Толстого, А. Чехова и др. Л. Толстой разглядел уже в раннем стихотворении И. Бунина 1889 г. его изобразительную точность: "Не видно птиц. Покорно чахнет Лес, опустевший и больной. Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах сыростью грибной."
Во многом И. Бунин - поворотная, узловая фигура в истории русской художественной речи и в истории русской литературы. Традиционалист и модернист одновременно, он является связующим звеном между XIX в. и XX - XXI вв. в русской литературе. В традиции, восходящей к Пушкину, И. Бунин - своеобразный мостик между "золотым веком" русской литературы и последующим развитием ее.
И. Бунин не отделяет свой поэтический язык от общего русского литературного языка ("пишу русским языком"), намеренно чурается резких языковых новаций, характерных для многих его современников, его новаторство, можно сказать, скрытное, незаметное для читателя - в соединениях слов, в индивидуальной образности, в сцеплении пространных предложений, посредством причастных, деепричастных и других обособленных оборотов, посредством разнообразных придаточных частей, в нечто неразрывное, соответствующее неразрывности мыслей, "идущих в два потока", и комплексности, одновременности восприятия свойств окружающего мира (и цвет, и форма предметов, и запах, и звук, и тактильные ощущения, и передвижения в пространстве и проч.).
И. Бунин литературен в языке, книжная традиция выражается весьма ярко и в то же время чрезвычайно изобретателен в отражении "непричесанной" народной речи. Следуя пушкинской традиции, он органично соединяет в одном художественном тексте "две стихии, данные нам для сообщения мыслей".
Эпитет И. Бунина - самое приметное явление в его художественной речи. В какой‑то мере это стало общим местом во всех суждениях о языке И. Бунина. Так Ю. Нагибин справедливо отмечает: "... Бунин несомненно отдавал предпочтение имени прилагательному. Он, как никто иной, был щедр на слова, определяющие разные свойства и качества предмета, лица, явления".[2] Это не означает, что эпитетом может быть исчерпано описание языка писателя, но через эпитет проявляются многие особенности его поэтического словоупотребления. Качественными характеристиками, признаковыми словами нередко начинаются и кончаются стихотворения и рассказы, и если, проделав эксперимент, устранить эпитеты из текста, то он в большей части преобразуется в тривиальное описание с незамысловатым сюжетом. Доминирующее положение эпитета, очевидно, связано с тяготением к изобразительности и к проявлению субъективной, лирической интенции в речи.
И. Бунин намеренно выделяет качественные слова в своей лирике, ставя их в "сильную позицию" - в рифму конечной строки стихотворения. Напр., конечные строки в стихах 1915 - 16 гг.: В толпе крикливой и ничтожной (Перстень); Где шум морской так свеж и гулок (Война); И мчат куда‑то в мир в восторге бредовом (Сирокко); Что жизнь, как степь, пуста и велика (Молодость); Убегающая трель, Костяная и пустая (Уездное); Морской простор - в доспехе золотом (Руслан); Об этом вечере бездомном (На Невском); Скучна, беспола и распутна (Поэтесса). Размышляя об истоках своего творческого пути в литературе, он пишет в "Жизни Арсеньева": "<...> ночь, оказывается, лунная: за мутно идущими зимними тучами мелькает, белеет, светится бледное лицо, Как оно высоко, как чуждо всему! Тучи идут, открывают его, опять заволакивают - ему все равно, нет никакого дела до них! Я до боли держу голову закинутой назад, не свожу с него глаз и все стараюсь понять, когда оно, сияя, вдруг все выкатывается из туч: какое оно? Белая маска мертвеца? Все изнутри светящееся, но какое? Стеариновое! Да, да, стеариновое!"[3] Изобразительность - в стремлении воплотить в слове сущность впечатления от реальности, сущность субъективного, но тем не менее изобразительно точного, восприятия предмета, явления.
Тексты‑источники словаря. С точки зрения текстологической подготовленности и приближенности к "каноническим" текстам все художественные произведения И. Бунина можно разделить на несколько концентрических кругов - от самого узкого к самому широкому: 1) только произведения, включенные автором в собрание сочинений берлинского издательства "Петрополис", тома которого подвергались в последующем авторской правке; а также опубликованные автором после выхода в свет этого собрания произведения, по поводу которых И. Бунин высказывал пожелания о включении их в свое собрание сочинений; 2) все произведения И. Бунина, опубликованные им самим при жизни, независимо от характера издания. Круг текстов расширяется главным образом за счет рассказов и стихотворений первых двух десятилетий творчества писателя; 3) все художественные произведения, имеющие относительно законченный характер. Круг текстов расширяется преимущественно за счет неопубликованных стихотворений; 4) все художественные произведения, включая наброски и незаконченные отрывки, а также ранние редакции и варианты опубликованного. В идеале полное собрание художественных произведений И. Бунина должно состоять из томов, объединяющих тексты по хронологическому принципу, и каждый том должен иметь разделы, аналогичные выделенным концентрическим кругам текстов: 1) включенные в последнее прижизненное собрание сочинений и примыкающие к нему произведения 30 - 50‑х годов; 2) опубликованное автором, но не включенное в последнее собрание сочинений; 3) не публиковавшееся автором; 4) ранние редакции и варианты опубликованного.
Ориентация словаря языка И. Бунина на первый круг текстов, самый узкий, в наибольшей мере обеспечена изданиями в настоящее время, хотя выбрать одно из них в качестве единственного источника словаря невозможно. Основной массив произведений этого круга воспроизведен в девятитомнике, вышедшем под ред. А.Т. Твардовского[4], значительная часть не включенного в девятитомник опубликована в бунинском томе "Литературного наследства".[5] Некоторые неопубликованные тексты и купюры в опубликованных были впервые воспроизведены в России в 90‑е годы в сборниках и собраниях сочинений.[6] Несмотря на разнотипность изданий, они в большей части заслуживают доверия в воспроизведении последней авторской воли: И. Бунин столь тщательно относился к изданию своих сочинений и столь активно и недвусмысленно выражал свою авторскую волю, что серьезные текстологические проблемы миновали издания его сочинений.
Второй круг текстов расширяет состав источников словаря за счет ранних рассказов и стихотворений, публиковавшихся автором, но не включенных в состав последнего собрания сочинений. Поздний Бунин нередко отрицательно оценивал свое раннее творчество, отвергая многие рассказы и стихотворения 90‑х - 900‑х годов при составлении собрания сочинений. Но ведь именно в это время были написаны рассказы "Сосны" и "Заря всю ночь", оригинальной изобразительностью в которых восхищались А. Чехов и Л. Толстой, именно в это время был осуществлен перевод "Песни о Гайавате" Г. Лонгфелло, отмеченный современниками как незаурядное достижение в области стихотворного перевода. У раннего Бунина - другая эстетика, другое мировосприятие.
В качестве критерия выбора в определении текстов‑источников автор Словаря эпитетов И. Бунина взял тот, что захватывает ранние публикации, - прижизненная авторская публикация. Уже в ранних рассказах и стихотворениях И. Бунина ярко проявляются многие особенности его идиолекта и идиостиля: излюбленные эпитеты и метафоры, характер отражения живой диалогической речи, концентрированная "сгущенность" описаний и т. д. Эти особенности можно наблюдать уже в ранних очерках "Помещик Воргольский", "В лесах", в ранних стихотворениях, и отрицательная оценка автором своих произведений не мешает положительной оценке языка этих произведений: ведь словарь представляет не тексты, а лексический состав текстов.
Конечно, желательна было бы максимальная полнота представления языка Бунина, для чего необходимо было бы включать в круг текстов‑источников и не публиковавшиеся им произведения. Но в настоящее время такая полнота неосуществима: выборка включенных во все собрания сочинений и многие сборники стихотворных заготовок Бунина является в какой‑то мере случайной и ничем не обосновывается редакторами и издателями. В еще меньшей мере отражены в современных изданиях ранние редакции и варианты.
Принятый критерий выбора текстов имеет один изъян: для того чтобы последовательно его осуществить, необходимо было бы привлекать в качестве текстов‑источников некоторые стихотворения, публиковавшиеся только в газетах, журналах и сборниках 90‑х - 900‑х годов и не попадающие в современные издания. Ими пришлось пожертвовать, так как в ранний период творчества Бунин не всегда мог добиться от редакторов обязательной высылки корректурных листов для авторской выверки, и такие публикации грешат разнообразными опечатками. Современное издание их требует особой текстологической работы - сверки опубликованных текстов с автографами. Перечень стихотворений, не вошедших в круг текстов‑источников словаря: "Ангелы сна", "Пошли, о боже, новой силы ...", " Кто испытал и тоску и мучения ..., "Листки из дневника", "Осенние листья", "Было время дорогое ...", "Из пережитого", "Когда вечернею порою ...", "Нынче ночью поезд шумный ...", "Он пришел ко мне позднею ночью ...", "Она пришла с цветами на могилу ...", "С каждым днем со мной ты холоднее ...", "Юным и беспечным я когда‑то был ...", "Вознесение Христово", "Жаль мне юности задумчивой и нежной ...", "Полая вода", "Рассвет", "После дождя", "Отдых", "Урожай", "Первые ручьи (Весенняя сказка)", "В селе", "Вечер", "Звездная ночь", "Летняя картина", "Майский полдень", "Песни бури". Всего 27 стихотворений.
Лексический материал извлекался из всех частей текста, в том числе из заглавий, эпиграфов, цитат. Включение цитатных слов оправдано тем, что они являются органической частью художественной речи И. Бунина - не могут быть полностью отграничены от авторских слов, они нередко задают словесные темы произведений. Цитатное слово обычно в заглавиях: "Несрочная весна", "В такую ночь ...", "Прекраснейшая солнца", "Темные аллеи", "В одной знакомой улице" и др. Эпиграф обыкновенно развертывается в тексте, напр., в стихотворении "Каин" эпиграф "Баальбек воздвиг в безумии Каин" задает тему, оценочность, лексику текста: "Род приходит, уходит, А земля пребывает вовек ... Нет, он строит, возводит Храм бессмертных племен - Баальбек. Он - убийца, проклятый ...". Герои нередко "думают" и говорят цитатами, напр., диалог Кати и Мити в "Митиной любви" начинается декламацией Кати: "Меж нами дремлющая тайна, Душа душе дала кольцо ..." - продолжается Митей: "О, приди же! Звезды блещут, Листья медленно трепещут, И находят облака ...". Цитатный материал - это своего рода "присвоенное" чужое слово, которое играет значительную роль в создании семантики текста.
Объем лексического материала. Словарь эпитетов И. Бунина является выборочным по отношению к лексическому составу текстов и полным по отношению к представлению употреблений одной лексемы. В нынешней редакции словаря отражено ок. 99,5 тысяч словоупотреблений и чуть менее 8 тысяч лексем (7751). Для того чтобы представить относительно однородный состав признаковых слов, в качестве базовых лексем были взяты адъективы во всех грамматических позициях и наречия, мотивированные ими (на ‑о(‑е) и на ‑ому(‑ему), - и с префиксом по‑). Не включались чисто притяжательные прилагательные на -ов, ‑ин, отадъективные наречия типа снова, направо, исключен также ряд прилагательных, дисгармонирующих в большей части употреблений с качественно-характеризующими словами: готовый, должный (должен), единый, надобный (надобно), нужный (нужен), подобный, похожий, присущий, прочий, разный, схожий, целый.
Выделенный состав лексем требовал отграничения от смежных и переходных явлений. Во всех случаях автор стремился больше сохранять, чем исключать то, что оказывалось в зыбкой зоне промежуточных лексем. По условиям представления всего материала в виде сочетаний отадъективные субстантивы не отражались в словарных статьях. Но субстантивация формы среднего рода (которую, вслед за М.В. Пановым, считаем изменением грамматической позиции адъектива, происходящим в пределах одной лексемы) дает множество переходных случаев, и если наблюдается сочетаемость с разными местоименными словами (что, что-нибудь, это, всё, то, что-то и т. п.), то такие соединения отражались в словаре. Вводные слова, омонимичные наречиям, в целом не включались (типа верно): опять-таки препятствует сочетаемость, - но адъективы в составе вводных конструкций (верное дело) отражались в словарных статьях. Причастия как класс слов в целом не включались в словарь, но поскольку между адъективами и причастиями наблюдается много переходных образований, был принят следующий критерий: в словарь включались такие причастия‑прилагательные, у которых в художественных текстах И. Бунина отмечаются отадъективные наречия на ‑о, ‑е (взволнованно, обостренно, ободряюще и т. п.), или компаратив (оснеженнее, преображеннее), или первая часть отадъективного сложения (откормленно-солидный). При этом лексема включалась во всех употреблениях, независимо от того, что в одних случаях у причастия на первый план выходили его глагольные свойства, а в других - адъективные. Местоимения-прилагательные и порядковые числительные, несмотря на появление у некоторых из них качественной семантики, не отражались в словаре.
Адъективы в функции имен собственных - особая проблема. В целом они не включались в корпус лексем словаря (Умбрийские горы, Успенская улица и т. п.), но в том случае, если оказывались омонимичны нарицательным словам, уже имеющимся в словаре, то заносились вместе с ними в одну словарную статью, но выделялись особо в списке форм. В писательской лексикографии, очевидно, не может быть универсальных решений, пригодных для описания языка любого автора. К такому нестандартному решению пришлось прибегнуть по многим обстоятельствам, связанным с особенностями языка и орфографии текстов И.А. Бунина. Во-первых, у И. Бунина много случаев употребления адъективов в функциях, переходных между именами собственными и нарицательными (Большое Море, Жемчужный Вигвам, Загробная Жизнь, Месяц Светлой Ночи - в "Песне о Гайавате", Белая Курица в "Провансальских пересказах"). В контекстах русской речи - это неполноценные имена собственные, прописная буква указывает лишь на то, что, например, в речи индейцев такие сочетания, с таким первоначальным смыслом выполняют роль индивидуализированных названий. Во-вторых, бунинская орфография в части употребления прописной буквы весьма непоследовательна (отражая индивидуальный язык, необходимо следовать индивидуальной орфографии, но если эта индивидуальная орфография внутренне непоследовательна, то нужно искать способы преодоления этой непоследовательности). Например, в "Жизни Арсеньева" есть батуринский дом и Батуринская усадьба (образование от названия села - Батурино), есть (в разных произведениях) Средиземная волна, Средиземные воды и средиземные берега, средиземные дни. В-третьих, для художественной речи в целом, и для И. Бунина в высокой степени, характерна этимологизация имен собственных, т. е. обыгрывание первичного нарицательного значения в имени собственном. Чтобы не упустить такого рода словесную игру, собственные имена, омонимичные нарицательным, необходимы в словаре, а для нашего типа словаря самый рациональный способ их включения - приведение в списках сочетаний наряду с обычными адъективами, но особое выделение их в списках форм.
Стремление скорее включать, чем исключать, смежные и переходные явления в текст словаря отражается и в том, что омонимичные наречиям на ‑о, ‑е частицы отражались в силу зыбкости границ между ними, хотя и давались в особом разделе словарной статьи (например, точно - наречие и частица).
Включаются в словарь прилагательные и наречия русского языка. В отграничении русского слова от иноязычного используется графический критерий, поэтому древнерусские прилагательные, всегда передаваемые в текстах И. Бунина средствами современной русской графики, отражаются в словаре. Включаются и прилагательные и наречия украинского языка, данные в украинской графике, по характеру употребления они не отличаются от древнерусских слов или диалектизмов: даются без перевода, комментария или контекстуального пояснения, понятны читателю, для которого родной язык - русский. Украинская речь используется И. Буниным ограниченно: как характерологическая черта речи персонажа‑украинца, в украинских народных песнях, при цитировании классиков украинской поэзии. Украинское слово дается в одной словарной статье с русским, особенности графики и орфографии отражаются в списках форм. Слова других языков, данные в иноязычной графике, в словарь не включаются (в текстах И. Бунина встречаются отрезки французской, итальянской, английской речи).
Структура словаря.
В словарях эпитетов уже сложилась традиция представления материала через демонстрацию сочетаний. Этот прием, конечно, не заменяет толкования значений, но делает их в большей части избыточными. Даже та семантическая рубрикация, которая используется в некоторых пространных словарных статьях у К.С. Горбачевича и Е.П. Хабло[7], носит несколько искусственный характер: примеры берутся преимущественно из художественных текстов - такова базовая словарная картотека, - а в художественных контекстах слово контекстуально полисемично, и распределение по семантическим рубрикам упрощает и огрубляет конкретные словоупотребления.
Словарь эпитетов И.А. Бунина отчасти заимствует характер построения у словарей эпитетов русского языка, но трансформирует его применительно к задачам отражения идиолекта. В качестве заголовочных выступают не предметные слова, а признаковые. Если в заголовках словарных статей предметные слова (глаза, земля, небо и т. д.), то круг эпитетов предопределяется составом и количеством их. При большом количестве определений при определяемых словах мы получаем демонстрацию богатых возможностей в признаковых характеристиках. Но состав определяемых слов у многих писателей (в том числе и у И. Бунина) чрезвычайно разнообразен, и чтобы дать полное описание эпитетов, необходимо заголовочными сделать признаковые слова.
Основной текст словаря состоит из словарных статей‑гнезд, расположенных в алфавитном порядке. В гнездо объединяются прилагательные и наречия с одной адъективной основой. Объем словарной статьи, наличие в ней всех потенциально возможных разделов целиком предопределяется лексико‑грамматической реальностью текстов И. Бунина, поэтому различия в наполняемости словарных статей могут быть весьма различны. Так словарная статья черный, отражающая 1175 употреблений, включает все разделы на адъектив и наречие, наречный предикатив и компаратив, наречие по‑черному, а также еще 18 разделов на суффиксальные образования от черный и адъективные сложения с основной черный. В то же время обычны словарные статьи, в которых есть только один раздел на прилагательное (обломный, обманный, обморочное, обольстительные, оборотная и т.д.) или наречие (облыжно, ободряюще, одновременно, однозвучно).
Словарная статья с максимально возможной наполняемостью начинается с адъектива в полной форме, который представлен в первых трех разделах: 1) необособленная полная форма; 2) обособленная полная форма; 3) полная форма в предикативной функции. Обособление и предикативная позиция определяются по отношению к слову, с которым сочетается прилагательное. Если же, напр., прилагательное вместе с определяемым словом находится внутри распространенного обособления, то этот случай отображается в первом разделе. Четвертый раздел - краткие формы прилагательного. Пятый - наречия на -о(‑е), ‑и, шестой - наречный предикатив на -о(‑е), ‑и, седьмой - компаратив, соотнесенный как с прилагательным, так и с наречием. Первые семь цифр закреплены за формами и грамматическими позициями и выполняют ту же функцию, что и грамматические пометы. В последующие разделы могут входить компаративы с префиксом по‑ и наречия с по- и -ому(‑ему), -и. Далее в словарной статье в алфавитном порядке располагаются суффиксальные образования, непосредственно мотивированные заголовочной основой, и сложения двух адъективных основ, вторая из которых заголовочная. Адъективы и наречия, различающиеся наличием‑отсутствием префикса, разводятся по разным словарным статьям: большой - небольшой, больно - пребольно; исключение сделано для приставки наи‑: образования с нею включаются в ту же словарную статью, что и исходный адъектив: лучший - наилучший. Супплетивные формы современного литературного языка разводятся по разным словарным статьям, напр., хуже в статье худой (в значении 'плохой': худая трава), а плохой соединяется с компаративами плоше, поплоше.
В структуре словарной статьи 8 зон: 1) зона словарных заголовков, 2) зона количественных показателей, 3) зона сочетаемостных слов, 4) зона шифров, 5) зона иллюстративных контекстов, 6) зона объяснительного комментария, 7) зона нестандартных графических форм, 8) зона отсылочного списка адъективных сложений.
Зона словарных заголовков. В разделах на полные формы прилагательного в качестве заголовочных даются все четыре формы именительного падежа, если все формы трех родов и множественного числа встречаются в текстах И. Бунина. В таком случае первая форма по расположению в заголовке - форма мужского рода - становится одновременно заголовочной для всего гнезда адъективов и наречий. В других случаях, если нет форм мужского рода в текстах, если не реализуются в текстах многие полные формы адъектива, то в качестве заголовка гнезда могут выступать любые полные формы, либо краткая форма, либо наречие - в зависимости от реальной отраженности в текстах. Заголовочной в разделе на компаратив выступает та форма, которая чаще встречается в текстах И. Бунина: свежее, потому что чаще отмечается, чем свежей, но синей - только эта форма отмечается в текстах. Если у наречий наблюдаются вариантные формы, то заголовочной также определяется количественно преобладающая: искренне (7 употреблений в текстах), а не искренно (5 употреблений). Иначе говоря, заголовочные формы могут не совпадать с привычными для общих словарей русского языка, т. к. они сближены с лексико‑грамматической реальностью текстов.
Зона количественных показателей. Количество употреблений дается после заголовочных форм в скобках: сначала совокупное количество, затем отдельно - в стихах и прозе. Первая цифра всегда обозначает количество употреблений в стихотворной речи, вторая - в прозе. Если наблюдается употребление только в стихах, то дается одна цифра, сопровождаемая буквой "с", если только в прозе - одна цифра, сопровождаемая буквой "п". Сведения о соотношении поэтического и прозаического словоупотребления у И. Бунина являются не бесполезными уже потому, что он тонко и точно отразил в своей речи сложившуюся к концу XIX в. стилистику и экспрессию слова. Так, если исключить одноразовые и редкие (до 5 употреблений) слова, где распределение по стихотворным и прозаическим текстам может быть самым разнообразным и прихотливым, то в других группах слов прослеживаются ясные закономерности. В части словаря на А‑К практически нет слов сугубо стихотворных (исключение - боевой, но привязанное к одному тексту - стихотворному переводу "Песни о Гайавате"). В то же время большой список слов только прозаических: австрийский, азиатский, аккуратно, американский, по‑английски, античный, артистичный, архивный, аспидный, афонский, багрово, бальзамический, бараний и т.д. Есть слова, употребляемые значительно чаще в поэзии, чем в прозе: алмазный, алый, багряный, безмятежный, безнадежный, беспредельный, бессильный, бессмертный, благодатный, бренный, былой и др. Но они есть и в прозаических текстах, происходит своего рода экспансия поэтического слова на прозу. Можно отметить и более тонкие градации, слова более частотные в стихотворной речи, нежели в прозаической: адский, апрельский, багровый, бездонный, безжизненный, беззвучный, безлюдный, безумный, белоснежный, березовый и др.; и, напротив, группа слов, более прозаических, чем поэтических: августовский, арабский, бабий, базарный, барский, бархатный, батистовый, безобразный и т. д. Во всех случаях бунинское восприятие стилистики и экспрессии слова использовало результаты развития художественной речи в XIX в.
Зона сочетаемостных слов. Сочетаемость в разделах на полные формы адъективов представлена опорными словами‑именами в формах именительного падежа. Возведение контекстных форм к исходным в большей части не вызывает сомнений, за исключением тех случаев, когда в текстах И. Бунина наблюдается вариантность форм именительного падежа. Так, у И. Бунина частотны варианты зал - зала, тополя - тополи. Если контекстная форма косвенного падежа не позволяет выбрать один из вариантов, то приводится тот, который является основным для современного литературного языка: зал, тополя; он же является преобладающим и в текстах И. Бунина.
Списки сочетаемостных слов не могут быть приравнены к минимальным контекстам как аутентичным цитатам, они являются все же некоторым отвлечением от текстов, хотя и отражают индивидуальную сочетаемость лексем у И. Бунина. В разделах на обособленный адъектив и адъектив в предикативной функции возможны сочетания прилагательного с местоимением. Если местоимение замещает обозначение лица, то оно сохраняется и не поясняется в скобках. Например, в рассказе "Забота": "Темная, морщинистая, зубастая, она имеет вид страдальческий". В разделе с заголовком темная дается только она. Если местоимение замещает наименование не‑лица, то в списке сочетаний приводится это наименование. Например, в рассказе "Худая трава": "Белой курой несло над деревней, убеляя ее, гнилую и темную". В списке сочетаний приводится только деревня. Таким образом, все приведенные в списках сочетаемостных слов личные местоимения (я, ты, он, она, они и т.д.) выступают в качестве условных обозначений лица.
Сочетаемость как минимум представлена одним опорным словом, но для прояснения характера употребления может быть продлена. Особо часто продлеваются сочетания в разделах на наречие, где одного глагольного слова недостаточно для демонстрации употребления: отрадно - дышала грудь, отрадно - запахло зимним воздухом, отчаянно - бил копытами жеребец, отчаянно - боровшегося со мной грача. Естественно, что приведенный в распространенных сочетаниях порядок слов может не совпадать с контекстным.
Зона шифров. Словарь отражает художественную речь И. Бунина по опубликованным им самим произведениям, независимо от характера публикации. Поэтому пришлось прибегнуть к трем изданиям, чтобы составить максимально полный корпус таких произведений. В настоящее время мы пока не имеем издания, которое является самым полным и авторитетным и могло бы стать опорным для словаря. Подступы к полному академическому собранию сочинений И. Бунина просматриваются в бунинском томе "Литературного наследства" и в последних сборниках публицистики и писем И. Бунина, изданных в ИМЛИ РАН[8]. Но литераторский профессионализм И. Бунина, тщательная правка, которой он подвергал свои художественные тексты в последние десятилетия своей жизни, его недвусмысленно выраженная "авторская воля" в части определения образцовых текстов для последующих изданий - все это позволило избежать серьезных текстологических проблем в переизданиях. Поэтому автор словаря посчитал возможным взять в качестве текстов‑источников публикации в разных изданиях.
Это объясняет характер шифров: адреса употреблений даны обобщенно, не указываются том и страница издания. Шифры необходимы не только для того, чтобы показать количество тех или иных сочетаний в текстах И. Бунина, они разграничивают употребления в стихотворных произведениях (С1С2СП) и прозаических (Р1Р2Р3Р4ЖР5), указывают на период творчества писателя, к которому отнесено то или иное сочетание слов, отделяют стихотворные переводы (СП) от оригинальной поэзии, что существенно в детальном анализе словоупотребления. Шифрами сопровождаются сочетаемостные слова, а также нестандартные графические формы.
Зона иллюстративных контекстов. Иллюстративный контекст - самый эффективный способ представления характера словоупотребления в художественной речи. Но ограничения в объемах словарей не позволяют сопровождать каждое употребление цитатой, конкорданс эффективен, но не рационален. В словаре эпитетов И. Бунина в качестве иллюстраций даются минимальные или развернутые сочетания слов, контексты же приводятся избирательно и охватывают безусловно менее десятой части употреблений. Иллюстрируются контекстами, как правило, непривычные, необычные сочетания, равно как и типичные, характерные для И. Бунина. Например, из 4 сочетаний наречия немолчно - немолчно говорил, немолчно звучит, немолчно воспевающих, немолчно орут, - для одного сочетания, соединяющего резко разностильные элементы, дается контекст из рассказа "Последняя весна": "Весенний сырой ветер крепко дует в голых лозинах, а на них немолчно орут только что прилетевшие грачи <...>". Размер иллюстративного контекста не регламентируется, он как бы стремится быть равен предложению письменного текста, но поскольку у И. Бунина в описательных отрезках авторской речи нередки весьма протяженные предложения, то они подвергаются сокращению, которое обозначается многоточием в угловых скобках.
Зона объяснительного комментария. В конце словарной статьи дается комментарий к некоторым заголовочным лексемам, которые в той или иной мере могут быть не поняты читателем. К таким лексемам прежде всего следует отнести диалектизмы. Эпитет И. Бунина в целом литературен, диалектизмы - достояние диалогической речи, хотя некоторые из них встречаются в авторском повествовании. Например, каляный, употребленный в трех разных рассказах в значении 'твердый, жесткий, толстый, негнущийся'; или будылястый, т. е. на тонких длинных ногах, худой, но широкий в плечах, - так характеризуется слуга Герваська в "Суходоле". Эти выразительные диалектные слова не имеют однословных эквивалентов в литературном языке.
Иногда толкуются заимствованные адъективы и наречия. Важко, т. е. трудно, тяжело, в контексте украинской песни в рассказе "Лирник Родион": "Ох, як тяжко, важко, Камiння глодати". В поздних эмигрантских рассказах встречаются галлицизмы, например, цветовая характеристика сангвиновый утес (от фр. sanguine, кровавый, кровавого цвета).
Самый многочисленный класс заголовочных слов, подвергающихся объяснению, - относительно‑притяжательные прилагательные, образованные от собственных имен. Среди них есть адъективы, образованные от редкоупотребительных в русской речи географических названий: абруццские горцы, абруццские волынщики - в "Господине из Сан-Франциско". Объяснение дается через мотивирующее имя собственное: от Абруцция, область на юге Италии. Чаще комментируются образования от наименований персонажей, названий сел, поместий: вороновский палисадник, вороновское поместье - от Воронов, хозяин поместья в рассказе "Птицы небесные"; селиховский дом -от Селихов, один из главных героев рассказа "Чаша жизни". Персонажи в комментарии не характеризуются. В некоторых случаях образования от собственных имен, как и сами имена собственные, употребляются И. Буниным в метафорическом, обобщенно‑характеризующем значении: суходольская жизнь, суходольская душа - от названия села Суходол в одноименной повести. Тем не менее объяснение дается только словообразовательное: попытки раскрыть значения переносных употреблений уводили бы в сторону интерпретации литературных произведений.
Слова, которые располагаются в перечнях сочетаемостных слов, обычно не толкуются, но в некоторых случаях, для более точного понимания характера сочетания, сразу после сочетаемостного слова дается пояснение от автора словаря в угловых скобках: пуи <вино>, изволок <пригорок с длинным подъемом>. Если контекст И. Бунина содержит пояснительное слово‑синоним, то приводится именно оно и дается в квадратных скобках.
Зона нестандартных графических форм. Ограниченность иллюстративных контекстов вынуждает давать списки нестандартных форм. К нестандартным формам относим все не совпадающие графически с нормативными формами литературного языка. Если в разделе словарной статьи встретилась одна нестандартная форма и она отражена в иллюстративном контексте, то она особо не приводится. Во всех остальных случаях даются списки форм. На первые два раздела словарной статьи (необособленные полные формы прилагательного и обособленные полные формы) приводится общий список. На третий раздел (полные формы в предикативной функции), равно как и на последующие (краткие формы прилагательного, наречия на ‑о(‑е), ‑и, наречные предикативы, компаративы), даются особые списки форм.
К нестандартным полным формам относятся стилистически отмеченные формы Тв. пад. ед. числа жен. рода на ‑ою(‑ею): белесою грядою, белесою пленкой; старые краткие формы в фразеологизмах: среди бела дня, по белу свету; украинские и древнерусские формы прилагательных, графически отграниченные от современных русских: на бiлом камiнi; адъективы в функции имен собственных, выделенные в орфографии: Белый Бор, Белой Курицей; разнообразные произносительные варианты слова, отраженные в особой орфографии: агромадный кочет, аграмадный виноградник. Если графическая форма стандартна, но употребление ее изменяет грамматику слова, с которым она сочетается, то она также заносится в список нестандартных форм: лицо белая. В списки форм заносятся также акцентологические варианты, которые не являются основными для современной орфоэпии. Такие варианты берутся только из стихотворных текстов, выдержанных в классической силлабо-тонике. В бунинских стихах преобладающий акцентологический вариант совпадает с современным нормативным - далеки, но встречается дважды далёки: дни далёки, звезды далёки. Такие нестандартные варианты обычны в кратких формах адъектива, в полных формах - большая редкость у И. Бунина. Характерно, например, что единственное употребление в стихах áвгустовский сохраняет эту неудобную для стиха акцентологию, которая и поныне рекомендуется как основная нормативная.
Зона отсылочного списка адъективных сложений. И. Бунин широко использовал в художественной речи адъективные сложения - справка о них дается в словарных статьях на простые адъективы по второй части сложения: грязно‑грифельный в гнезде грифельный. Но одновременно, для того, чтобы представить все сложения с одной адъективной основой в совокупности в одной словарной статье, в конце ее дается отсылочной список сложений, у которых в первой части основа заголовочного прилагательного: в гнезде грязный - грязно‑белые, грязно‑грифельный, грязно‑рыжая, грязно‑серое, грязно‑синий, грязно‑соловая.
К основной части текста словаря приложен частотно‑ранговый словник. В нем лексемы располагаются в порядке убывания частоты и отдельно сгруппированы по следующим классам слов: прилагательные, наречия, компаративы. Количественные сведения, которые даются в каждом разделе словарной статьи основного текста, как бы раздроблены по отношению к привычному выделению лексем в частотных словарях. Частотный словник помогает сравнительному анализу языка И. Бунина с языком других писателей. В словнике количественные данные первых четырех разделов на полные и краткую формы адъектива объединяются при одной лексеме - прилагательном. Наречие и наречный предикатив также соединяются в одну лексему, что традиционно для словарей русского языка. Компаратив выделен особо - это выделение стало уже привычным для писательской лексикографии. Данные частотного словника могут натолкнуть на различные изыскания в области языка И. Бунина и стимулировать объективность таких изысканий.
Условные обозначения и сокращения
[ ] - 1) внутри словарной статьи заключают пояснительные слова, извлеченные из контекста произведения И. Бунина; 2) в конце словарной статьи заключают объяснительный комментарий автора словаря к заголовочному слову
< > - заключают пояснительные слова от автора словаря внутри словарной статьи
<...> - сокращение иллюстративного контекста как предложения письменной речи, понимаемого пунктуационно ("от точки до точки")
‑"‑ - отсутствие в контексте у наречного предикатива сочетаемостного слова, указывающего на предикативную функцию
В. - винительный падеж
Д. - дательный падеж
Ед. - единственное число
ж. - женский род
И. - именительный падеж
м. - мужской род
Мн. - множественное число
П. - предложный падеж
Р. - родительный падеж
ср. - средний род
Т. - творительный падеж
утв. - утвердительная (частица)
част. - частица
Ж - роман "Жизнь Арсеньева"
Р1 - рассказы и повести 1887 - 1909 годов
Р2 - рассказы и повести 1909 - 1911 годов
Р3 - рассказы и повести 1912 - 1916 годов
Р4 - рассказы и повести 1917 - 1930 годов
Р5 - рассказы и повести 1931 - 1952 годов
С1 - стихотворения 1886 - 1917 годов
С2 - стихотворения 1918 - 1952 годов
СП - стихотворные переводы
В.И. Даль - В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.т. 1 - 4. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1955
Л.П. Крысин - Л.П. Крысин. Толковый словарь иноязычных слов. М.: Русский язык, 1998
Сл.‑справ. "Сл. о п. Иг." - Словарь‑справочник "Слова о полку Игореве". Вып. 1 - 6. Сост. В.Л. Виноградова. М.‑Л.: Наука, 1965 - 1984
СРЯ - 11-17 вв. - Словарь русского языка XI - XVII вв. Вып. 1 - 26. М.: Наука, 1975 - 2002
СРНГ - Словарь русских народных говоров. Вып. 1 - 38. Л.‑СПб: Наука, 1965 - 2004
ТСУ - Толковый словарь русского языка. Под ред. Д.Н. Ушакова. Т.т. 1 - 4. М.: ОГИЗ, 1935 - 1940
БАС - Словарь современного русского литературного языка. В 17-ти т. М.- Л.: изд. АН СССР - Наука, 1948-1965
[1] См. об этом: Русская авторская лексикография XIX-XX веков. Антология. Отв. ред. Ю.Н. Караулов. - М.: Азбуковник, 2003.
[2] Ю. Нагибин. Коль слово найдено ... // Русская речь, 1972, 4
[3] И.А. Бунин. Собр. соч.: в 9 т. Том 6. - М.: Художественная литература, 1966, с. 235.
[4] И.А. Бунин. Собр. соч.: в 9 т. Под ред. А.Т. Твардовского. - М.: Художественная литература, 1965 - 1967.
[5] Литературное наследство. Том 84: в 2‑х кн. Иван Бунин. - М.: Наука, 1973.
[6] И.А. Бунин. Окаянные дни. - Тула: Приокское книжное издательство, 1992; И.А. Бунин. Собр. соч. в 6 т. - СПб.: Бионт, 1994; И.А. Бунин. Собр. соч. в 8 томах. - М.: 1993 - 2000.
[7] К.С. Горбачевич, Е.П. Хабло. Словарь эпитетов русского литературного языка. - Л.: Наука, 1979
[8] И.А. Бунин. Публицистика 1918 - 1953 годов. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000; И.А. Бунин. Письма 1885 - 1904 годов. - М.: ИМЛИ РАН, 2003.