Четвёртый и пятый тома «Русского семантического словаря» посвящены глаголу ¹. Глагол — самая сложная единица лексической системы языка и в то же время — центральная единица этой системы, её доминанта. Сложность и глубина глагола как слова определяется следующими факторами. 1) Глагол всегда называет процесс, действие или процессуальное состояние и таким образом является основной единицей языка, представляющей действительность как движение и, посредством своих грамматических категорий, относящей эту действительность ко времени — реальному или гипотетическому, а также к субъекту или объекту действия. 2) Средствами своей видовой системы глагол представляет действие или процессуальное состояние как предельное или непредельное, причём характер такой предельности или непредельности обозначается глаголом дифференцированно и с большой точностью. 3) Глагол обладает мощным словообразовательным потенциалом: посредством самого слова и его корневой морфемы глагол связан слово­производственными отношениями с именем существительным (во многих случаях оно образуется от глагола с регулярностью формы), с именем прилагательным (в высокой степени регулярно образование прилагательных от причастий), с наре­чием, с разветвлённым арсеналом служебных и модальных слов. Важно, что все эти процессы продуктивны: глагол в обозримые периоды развития языка постоянно реализует свой центробежный и центростремительный потенциал. Это значит, что в глаголе, как и в другом знаменательном слове, постоянно активно действуют две за­ключённые в нём способности: во-первых, это внутренняя работа, направленная к самому слову, все действия активного словесного притяжения, «вбирания в себя», т. е. работа семантической концентрации; во-вторых, это внутренняя работа, направленная от слова, все его избирательные действия, т. е. работа отдачи. Сочленённость этих двух никогда не прекращающих своего действия потенциалов де­лает глагольное слово единицей, уникальной по семантической нагруженности и кон­структивной силе. 4) Глагол, как правило, обладает сложной семантической структурой, он чаще всего многозначен, и с этой многозначностью обязательно сопряжены нечёткость разграничения значений, обилие переходных явлений, так наз. «оттенков значений» и обособленных употреблений. Многозначность глагола непосредственно проецируется на его гнездо, делает это гнездо целостностью не только сложной, но и в определённом смысле самостоятельной. Кроме того, в семантической структуре глагола, в системе его значений достаточно часто присутствуют словоформы, оторвавшиеся от парадигмы и претендующие на статус отдельного слова; такой отрыв — и не только он — ведёт к идиоматизации синтаксических связей, к образованию устойчивых сочетаний и, следовательно, к формированию связанных значений слов. 5) Глагол обладает богатой синонимикой. Особенности этой синонимики, её тонкости не всегда фиксируются словарями; однако сама задача семантического словаря исключает возможность ка­кого-либо огрубления, прямой идентификации (отождествления) в описании синонимических схождений и расхождений отдельных значений слов. 6) За глаголом, как правило, тянется «фразеологический шлейф», и специфика этого «шлейфа» состоит в том, что в него входят идиомы, по своей формальной организации и функциям тяготеющие к другим частям речи и стремящиеся выйти за пределы лексической системы глагола.

Таким образом, характер самого материала предопределяет собою большие трудности для словарного представления глагола как лексико-семантической языковой си­стемы. Но кроме этой трудности, идущей от самого языка, лексикограф оказывается перед трудностями, вытекающими из традиционных классификаций глагола как лексического класса и из опытов создания словарей, частично или полно­стью опирающихся на эти традиции. Это прежде всего — гипноз традиционной и принимаемой как аксиома дихотомии «глаголы действия — глаголы состояния», опираясь на которую лексикограф неизбежно распределяет все глаголы по этим двум большим множествам. С другой стороны, попытки выйти из этого круга часто приводят к непоследовательным и противоречивым описаниям, когда под очень широкую и расплывчатую рубрику подводятся глаголы, в действительности противящиеся объединению, удобному для лексикографа. Такие опыты, осуществляемые на далеко не полном материале, предлагаются читателю как описания, которые охватывают всю систему русского глагола. Кроме того, строгому и адекватному представлению лексико-семантической системы глагола постоянно «мешает» не­определённость природы большого количества так называемых глаголов с ­ослабленной знаменательностью, которые по природе своего значения вообще не могут входить в двухчастную схему «глаголы действия — глаголы состояния».

Работа над «Русским семантическим словарём» ведётся в течение почти двадцати лет, и все тома (I–V) готовились одновременно; таким образом, решение о том, как сле­дует представлять в словаре лексико-семантическую систему глагола, пришло не сразу: оно много раз проверялось и корректировалось самим материалом, тоже постоянно пополнявшимся. База данных, охватывающая более восьмидесяти тысяч глагольных словозначений и фразеологизмов, послужила достаточным источником для того, чтобы уяснить действительное строение глагола как лексического класса и представить в се­мантическом словаре строение этого класса как сложной и многоступенчатой естественной системы, многими нитями связанной с классами имён, наречий, предикативов и служебных слов.

Лексико-семантическая система русского глагола предстаёт как четырёхчастный макрокласс, в котором противопоставление «действие — состояние» присутствует, но не определяет собою строение класса глагола в целом: реальным и отвечающим природе глагола как целостного класса является противопоставление: «глаголы, в которых семантика действия и состояния строго не разграничивается или вообще размыта» — «глаголы, в которых такое противопоставление присутствует и определяет их распределённость по тем или иным множествам». Первый член этого противопоставления объединяет в себе глаголы неполнознаменательные, дейктические и бытийные, а второй — глаголы со значением активного действия, деятельности, деятельностного состояния и глаголы, называющие различные неактивные процессуальные состояния. Каждое из этих множеств имеет сложное устройство и само членится на подмножества со своей собственной многоступенчатой иерархической организацией (см. схему 1).

В первом разделе объединяются классы глаголов, которые можно назвать не­полнознаменательными: глаголы-связки, полузнаменательные глаголы, фазовые глаголы, модальные глаголы, каузативные глаголы в широком значении этого термина. Все их объединяет один общий признак: такие глаголы сами по себе, вне условий речи, лишены способности именования определённых реалий — действий, поступков, состояний; функция неполнознаменательных глаголов — в широком смысле слова связующая. Все такие глаголы обозначают либо отношение собственно связи, идентификации, либо связь во времени, последовательности одного за другим, либо причинно-следственные, условные или целевые отношения. Дейктические глаголы заключают в себе способность означать общее содержание целого сообщения; подробно они рассмотрены в соответствующем разделе словаря (см. схему 4 и объяснение к ней).

Во втором разделе представлен класс бытийных глаголов, членящийся, в соответствии с реальным течением бытия, на 10 фаз (см. схему 5). Сами эти множества объединяют глаголы, способные с разных сторон квалифицировать те или иные ступени бытия, показывать их обращённость к разному времени.

Третий раздел объединяет классы глаголов, называющих действие, деятельность, деятельностное состояние, исходящие от активного субъекта. Это — широко разветвлённая подсистема, представленная в следующих множествах: 1) глаголы, называющие ментальную и эмоциональную деятельность и деятельность мысли и духа; 2) глаголы, называющие действия, относящиеся к неделимой духовной и физической сфере: именования действий — поведений и контактов, информации, а также действий, относящихся к сферам труда, разнообразных физических действий и движения. Каждое из этих множеств объединяет разветвлённые участки, сложно и в разных направлениях взаимодействующие друг с другом (см. схемы 15–80).

В четвертый раздел входят глаголы, называющие неактивные процессуальные состояния — физические и физиологические.

Четвёртый том «Русского семантического словаря» содержит в себе первый, второй и третий разделы, за исключением глаголов со значением движения и собственно физических действий; эти два класса, так же, как и глаголы со значением неактивных процессуальных состояний, вошли в состав пятого тома Словаря.

Как и у других классов слов, семантические множества и подмножества глагола предстают в языке как разветвлённое древо, в своём строении нисходящее от вершины к основанию и на последних ступенях членящееся на конечные лексико-семантические ряды словозначений. Применительно к глаголу, как и вообще к любым классам слов, неизбежно встаёт вопрос о так называемом «пересечении классов». Этот вопрос позволяет усомниться в адекватности тех или иных лексических классификаций, в возможности вообще провести чёткие границы между словесными классами и, следовательно, в правомерности тех оснований, на которых лексико­граф строит классификации слов и значений. Здесь следует прежде всего разделить два существенных вопроса: во-первых, существуют ли вообще классы слов, объединяющие те или иные их множества на основе близости значений; во-вторых, — если признавать существование таких классов, — что же именно в них пересекается, какое содержание вкладывается в понятие «пересечение классов». Кажется, никто и нигде не утверждал, что класс слов, объединяемых на осно­ве тех или иных семантических признаков, есть понятие, произвольно вводимое в научный обиход лексикологами, что таких объединений в языке не существует. Напротив, «классам слов» как неким семантическим объединениям посвящено бесчисленное количество работ — собственно описаний или лексикографических произведений. Такие классы выделяются или внутри одной какой-нибудь части речи — на том основании, что частеречное значение неотделимо от лексического значения слова и является его понятийной основой (так, как это сделано в нашем «Русском семантиче­ском словаре») — или предстают как совокупности единиц, относящихся к разным частям речи, но сближающимся понятийно и семантически (например, слова, называющие движения, слова, называющие чувства, эмоции и многие другие подобные). В любом случае признаётся существование класса как некоей лексиче­ской целостности. Итак, согласимся, что такие классы как некие семантические общности существуют, и будем называть их лексическими классами. Что же стоит за тезисом об их «пересечении», о «пересечении классов» и о «пересечении значений»? Если признать, что лексическое значение слова есть та его содержательная сторона, которая имеет свои формальные характеристики (грамматическую парадигму, правила семантической и синтаксической сочетаемости, собственные возможности словопроизводства), то пересечения значений как единиц, обладающих таким собственным комплексом формальных признаков, не существует вообще. Так, например, в глаголе идти словари вы­деляют более двадцати значений, и каждое из них имеет свои формальные характери­стики. Однако это — единое многозначное слово, и все эти двадцать и более значений чем-то объединяются, каким-то образом сближаются, сходятся воедино — в слово. То, бла­годаря чему происходит это сближение, сохраняется словесная целостность, — есть смысл, т. е. самое общее понятие «неубыстрённого движения», присутствующее в каждом из зна­чений и им по-своему модифицируемое. Другой пример: глагол жить многозначен; однако сколько бы реально ни присутствовало в нём лексических значений, все они объеди­няются смыслом ‘протекание, течение существования’, и эта общность и це­лостность смысла есть то, что делает это слово отдельной и целостной лексической единицей — лексемой. Из сказанного следует, что то, что нам предлагают считать «пересече­нием значений», на самом деле есть не что иное, как единство смысла, скрепляющего несколько значений в целое слово. Что же тогда действительно пере­секается в лексике, о каких «пересечениях» здесь можно говорить? Это — слияние языковых смыслов, тех ­основных, глобальных понятий, которые скрепляют словесный состав языка в единую сложную систему. Так, очевидна сочленённость смыслов в случаях типа Вдали слышатся голоса, Во ржи синеют васильки (в глаголе сочленённость смысла ‘восприятие’ и смысла ‘наличие, существование’), В долине течёт река (сочленение, слияние смыслов ‘плавного движения’ и ‘существования’), В юноше проснулся талант (сочленённость смыслов ‘физического состояния’ и ‘возникновения’). Соприкосновение или слияние смыслов — характерная черта смыслового строя языка; без этого соположения (взаимодействия и взаимо­существования, живой совокупности) смыслов нет языка как целого: строй смыслов — общих и частных — это живой организм языка, ни один из членов которого не существует без другого. Выделяя в слове значения как носителей смысла, описывая лекси­ческие классы, мы изучаем этот сложный организм как живое и нерасторжимое целое.

В состав четвёртого тома Словаря вошло около 35 000 единиц, считая заголо­вочные словозначения, их ближайшие производные, помещаемые в гнезде за знаком (||), а также фразеологические выражения, следующие за знаком «ромб» (♦) или вынесенные в отдельную статью под знаком (♦♦♦) в конце соответствующего лексического ряда.

Об общих принципах построения словарной статьи см. Предисловие к I тому Словаря (стр. XVII–XVIII). Грамматические формы при слове, в том числе и ва­риативные, даются по тем же общим правилам, что и в однотомном «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой; эти правила были разработаны С. И. Ожеговым для его «Словаря русского языка» (издания 1—23-е).

______________________________________

¹ Состав предшествующих томов: т. I (1998 г.) — «Слова указующие (местоимения). Слова именующие: имена существительные (Всё живое. Земля. Космос)»; т. II (2000 г.) — «Имена существительные с конкретным значением: всё создаваемое руками и умом человека (населённые места, обрабатываемые участки, дороги; вещественные продукты труда); организации и учреждения. Названия предметов по форме, состоянию, составу, ме­стонахождению, употреблению»; т. III (2003 г.) — «Имена существительные с аб­страктным значением: Бытие. Материя. Пространство. Время. Связи. Отношения. Зависимости. Духовный мир. Состояние природы, человека. Общество».